Когда читаешь стихотворение, всегда появляется желание глубже проникнуть в его суть, попытаться раскрыть авторский замысел, понять символику каждого слова. Особенно увлекательна эта задача, когда речь идет о названии сборника, составленного и озаглавленного самим автором. Интересна, например, символика названия книги С. Клычкова «Дубравна», изданной в 1918 году.
Центральное место в сборнике занимает раздел «Прощальное сияние» (второй из трех). Только в нем, причем в каждом из стихотворений, появляется Дубравна:
И стояла Дубравна в печали На опушке под старой сосной... И синие очи Дубравны Слились с синевою весны...
Дубравна здесь — это сама природа, получившая конкретное воплощение и соединенная с близкой Клычкову местностью. Оттого и возникает в стихах «лес деревенский», Дубна, а стихотворение «В частой роще меж черемух...» завершается строфой:
И пою один в деревне О печали давней — О моей лесной царевне, О моей Дубравне!..
Синие, голубые очи — это очи Дубравны, растворенные в синеве неба, охватывающие собою природу, сияющие, светящие из выси. Конкретный образ Дубравны, хранительницы окрестностей Дубровок, возлюбленной лирического героя, становится вместе с тем широким, охватывающим все многообразия бытия. Ведь Дубравна — это не только лесная царевна, но и «дочь зари». Заря же — это средоточие земных и небесных путей, место взаимодействия, встречи и противостояния света и тьмы, дня и ночи:
И тихо заря догорает В далеком, небесном саду...
Заря соотносится с божественными, неземными силами, а глаза Дубравны — с синевой неба:
Таят заревые ресницы Бездонных очей синеву...
Мир, в котором живет Дубравна, таинственен и загадочен. Он наполнен впечатлениями, запавшими в душу поэта с детства и сохранившимися на всю жизнь, воплотившимися в творчестве.
Мне виделись в чаще хоромы, Мелькали в заре терема...—
этот мотив стихотворения «Была над рекою долина...», посвященного рождению лирического героя, развивается в стихотворении «В нашей роще есть хоромы...». Хоромы, причудливо-сказочные видения обретают хозяйку — Дубравну, таинственную красавицу, облик которой, хотя и проясняется иногда через сравнения и ассоциации, так и остается меняющим свои очертания, но чистым, прекрасным, притягивающим к себе:
Скучно ль, весело ль Дубравне Жить в светлице над рекой — К ней никто в резные ставни В ночь не стукнется клюкой. Стережет ее хоромы Голубой речной туман, И в тумане бьются дремы, И цветет трава-дурман...
Имя Дубравны вызывает в памяти прежде всего слово дубрава. В словаре В. И. Даля ему дается достаточно широкое толкование: «чернолесье, лиственный лес; чистый лесок как дубняк, березняк, осинник; отъемный и чистый остров, парк». Это слово содержится в стихотворении, открывающем сборник:
Милей, милей мне славы Простор родных полей, И вешний гул дубравы, И крики журавлей.
Дубрава пространственно необозрима, соперничая по величию с «Простором родных полей». «Гул дубравы» — это звуковая характеристика, раскрывающая внутреннюю гармонию необъятных пространств, которые одушевлены, живы, звучны, наполнены множеством шумов. Значима здесь и перекличка со следующей строкой: «И крики журавлей», в которой звуковой ряд подчеркивается и конкретизируется. Но «гул дубравы» — «вешний», т .е. это особенный гул, особая мелодия — мелодия лопающихся почек, падающих на землю чешуек, разворачивающихся листьев, прорастающей сквозь прогревающуюся землю травы. Но не только гул дубравы объемлет зрительный и звуковой ряды, создаваемые окружающими строками («Простор родных полей»; «И крики журавлей»). Здесь эти ряды конденсируются, т. к. дубрава с ее «вешним гулом» объемлет зрительные и звуковые представления и о деревьях, и о траве, и о птицах, и о стоящем над ней вешним куполом небе.
Второй ряд от имени Дубравна ведет к названию родного села Клычкова Дубровки. Эта близость в звучании особенно ощутима, если учитывать вариативность слова дубрава /дуброва/. К тому же и свою усадьбу Сергей Антонович называл хутором Дубравна, как бы воплощая в родных местах дорогой образ, делая его не только фактом литературы, но и географически значимым пунктом па окраине чертухинского леса.
Создавая образ Дубравны, Клычков выступает как мифотворец. Его героиня, во многом сходная и с древнеславянскими языческими богинями, и с женскими образами русского фольклора, тем не менее самобытна. Дубравна остается в памяти, вызывает желание сохранить проглядывающий сквозь строки образ, отразить его в живописи.
М. СКОРОХОДОВ. |