Дорогие друзья! С упоением произношу слово Талдом-дом-дом! Оно приобрело для меня особое значение в силу того, что я услышал его из уст Сергея Клычкова примерно 60 лет назад. Это было в редакции журнала «Красная новь», к которой Сергей Клычков был близок в середине 30-х годов.
Нынешние начинающие литераторы приходят в редакцию как в некий казенный офис. Появление нового автора воспринимается здесь как личное оскорбление. В ту же давнюю пору редакции были родным домом для пишущего человека. Жизнь в них кипела. Люди приходили именитые и безымянные, читали друг другу свои сочинения. В такую редакцию пришли и мы с поэтом Дмитрием Кедриным. Мы захотели познакомиться с Сергеем Клычковым потому, что нам очень нравились его стихи и его проза, и нам захотелось сказать об этом их автору, который уже к тому времени подвергался оголтелой критике, как певец кулачества, как бард-антисоветчик.
Перед нами предстал человек яркой и яростной, можно сказать, языческой красоты: смуглый, темноволосый, с пронзительными голубыми глазами. От всей его фигуры веяло силой и красотой. Несколько минут мы молча стояли перед этим живым олицетворением красоты, к тому же автором полюбившихся нам произведений. Разговор был разбросанный, и сейчас, по прошествии шести с лишним десятилетий, я не смогу передать все живьем и достоверно, а прибегать к домыслам и вымыслам, как это делают сплошь и рядом досужие мемуаристы, не стану. Помню только, разговор шел о языке и о трудностях работы писателя в условиях времени. После того, как Сергей Антонович почувствовал, что мы знаем его произведения не понаслышке, он предложил нам послушать несколько новых его стихотворений. Среди пяти-семи стихотворений было и такое:
Впереди одна тревога,
И тревога позади,
Посиди со мной немного.
Ради Бога, посиди!
Мы ахнули. Казалось, такие стихи нельзя сочинить, их можно только найти, как находят подкову. Потом мы узнали дату написания стихов. К ней можно привязать и дату нашей встречи. Сергей Антонович произвел на нас неотразимое впечатление. Всю дорогу от редакции, наперебой, врозь и вместе, читали мы запомнившиеся строки. Это врезалось в память и в душу и стало для нас с Дмитрием Кедриным достоянием на всю жизнь. Перед прощанием в редакции Сергей Антонович просил нас через неделю зайти снова для того, чтобы мы почитали свои стихи. Встреча состоялась. Мы читали свои стихи. Сергей Антонович поддержал нас и поощрил. Но мы с Дмитрием Кедриным не могли не почувствовать, что наш любимец более хмур, чем при первой встрече. Он был отвлечен какими-то неведомыми нам обстоятельствами. Он просил нас не пропадать и обещал познакомить нас с новыми своими стихами. Но больше мы не виделись. Однако знакомство продолжалось и перешло в серьезное увлечение этим дивным мастером, хозяином языка, поэтом и писателем, который долгие годы был не прочитан, не издан, недооценен и оболган.
Теперь только раскрывается трагедия, которая вписывается в гаревую историю России и ее поэтов. Вот до чего довели человечнейшего человека с душой дитяти и поэта.
Меня раздели донага
И, достоверней были,
На лбу приделали рога
И хвост гвоздем прибили.
Пух из подушки растрясли
И вымазали в дегте,
И у меня вдруг отрасли
И в самом деле когти.
И вот я с парою клешней
Теперь в чертей не верю,
Узнав, что человек страшней
И злей любого зверя.
Это одно из горчайших и безысходнейших стихотворений русской поэзии, характеризующих автора и эпоху, в которой он жил и погиб.
Писать и вспоминать о Сергее Клычкове и радостно, и больно. Радостно, что перед нами — еще один несравненный кудесник русского слова, оставивший нам том стихов, три романа и серию первоклассных переводов. Недавно я перечитал их и убедился, что краски на этих полотнах не потускнели. Все слышишь в полный рост, в полный голос, а между тем тайна художника по-прежнему томит и влечет.
Больно писать о Сергее Клычкове в силу того, что его песня насильно оборвалась на высокой ноте. Сколько замыслов — и каких замыслов! — ушло с ним в могилу, надо добавить — в братскую могилу. Некогда друг Пушкина поэт Кюхельбекер писал:
Горька судьба поэтов всех времен,
Тяжеле всех судьба казнит Россию...
Лев ОЗЕРОВ, поэт, профессор Литературного института им. Горького (Москва). |
