Все торопимся мы, все спешим. Все какой-то миг ловим. А время мчится, как ветер за окном поезда, так что и разглядеть некогда: что за станция пролетела мимо? И даже на той остановке, где бы и сойти надо, обдуматься, не можем: спешим, времени нет... Ехал я как-то турпоездом в Среднюю Азию. В Оренбурге для знакомства с городом нам день отвели. И тут я размечтался: хоть и длинна Оренбургская область, а все же под Оренбургом считается поселок Энергетик, Ириклинская ГЭС. Вот возьму да и махну к заместителю главного инженера ГЭС, - к Юре... Юрию Васильевичу Румянцеву. Сколько лет уже не виделись? На Конаковской ГРЭС встречались совсем давно. А последний раз столкнулись в Москве, в водовороте между ГУМом и «Детским миром»... Я все еще представлял, какая была бы встреча в этот раз, а поезд — полный вперед, к Актюбинску... И все же приходит черед, когда и время останавливается. И ты все равно остановишься и задумаешься, куда бы ни спешил и сколько бы у тебя ни было дел невпроворот. «Талдомский РОНО, райком профсоюза работников просвещения с прискорбием извещают о скоропостижной смерти бывшей учительницы, директора Станковской восьмилетней школы Румянцевой Антонины Николаевны, последовавшей 5 апреля 1973 года, на 68-м году жизни...». Юра успел из оренбургского Энергетика в талдомское Ермолино. В спецсамолете. На пассажирском самолете. В такси. Мне сказали: звонил Румянцев — не застал. Но я и так уже все знал. И спешил к дому, заглянуть в который в последнее время все как-то было некогда. Хотя и жил он цепкой памятью во мне со со времен школьной и студенческой дружбы с Юрой. И теперь я старался представить себе этот дом без Антонины Николаевны. Дом Румянцевых стоит рядом с сельсоветом, на околице Ермолина, которая сегодня выходит почти что на парад новейшего школьного комплекса. Василий Иванович, хозяин, говорит, что дом поставлен в 53-м году. А до этого они жили в Станках, при школе, где работала Антонина Николаевна. Дом в Ермолине — высокий и просторный. Помню, с первого раза никак не мог я в нем разобраться: такой уж он особенной планировки. То, что фасадом на улицу, внутри оказывается «боком», и в этом «боку» — кухня; зато гостиная, через бревенчатую стену, глядит, напротив, не в улицу, а в глубину сада. С непривычки в доме легко затеряться: двери — насквозь, из комнаты в комнату; к тому же из жилья два выхода в коридор, так что вы можете пройти весь дом по кругу в одном направлении и, наоборот,— в другом. Может, для хозяйственного удобства так именно и надо, судить не могу. Это, однако, просто внешнее впечатление. А главное, что любому в глаза бросается, — здесь очень много книг и журналов еще с тех, пятидесятых годов. И эти книги и журналы отнюдь никогда не были мебельным гарнитуром — как сейчас «стенки», где печатная продукция вперемежку с горшками, камнями, ювелиром... Книги здесь предназначались для своей прямой цели, и все исправно прочитывалось. А в простенке, над письменным столом — я отчетливо его вижу — большой стародавний барометр. Всегда так и хочется его спросить: ну, как сегодня погода? И еще: в доме очень много цветов, редких растений. Помню с юности: кадка с лимонным деревом. А когда ты сходишь с террасы, обвитой наглухо, вроде, диким виноградом, то у стены дома видишь, как прирыт и впрямь настоящий виноград. Еще в 56-м году Василий Иванович завез «подмосковный черный», и сколько лет он уже родит. А дальше... дальше можно совершить целое путешествие по саду и столько открытий сделать для себя… С тех пор, как поставлен, так и известен во всей ермолинской округе этот дом — дом сельской учительницы со всеми ее обязательными заботами о деревенских ребятишках, и первого, еще земского, агронома с его вечным радением о земле. Дом всегда был открыт для деревни и, если хотите, он служил для односельчан своеобразным культурным, ученым центром. И здесь мне хочется сделать одну существенную пометку «на полях». Пока мы с вами ведем рассуждения о том, где лучше жить: на селе или в городе, где благоприятнее развиваться нашим наклонностям и одаренностям, дом Румянцевых дает готовую истину. Лучше всего — на своем месте. Прежде всего — быть умным, трудолюбивым человеком, а эти качества нигде не завянут. И куда больше истинной интеллектуальности, безо всякого провинциализма, я обнаруживаю в этом доме, чем в заполученных околостоличных квартирах наших районных мигрантов! Дом Румянцевых числился на троих, но в действительности он постоянно был густо населен. Сюда приходили, приезжали, здесь гостили, жили родные, знакомые. И все включались в общие дружные интересы, а надо, и в работу. К этой необыкновенной атмосфере приобщился через Юру и я. Только поначалу неизвестно было мне, что по перводокументам мой друг Юрий — вовсе не Васильевич, а Владимирович. Когда же услышал об этом вскользь, мне неудобно было расспрашивать подробности. И вот снова раскрыт дом настежь. Вполголоса обрывки фраз в коридоре. «Антонина Николаевна все говорила: нет больше счастья, чем умереть в одночасье... Так и получилось... Накануне допоздна сидела, читала. Хоккей в полночь собиралась посмотреть. Вышла — упала и...» «Да, до последней минуты жизнерадостная была...». В прощальной тишине я слышал про себя ее громкий, решительный голос — это при ее жизни. Я видел ее именно живую, большую, прямо обращенную к тебе. И вновь я чувствовал ее непременную прямоту, которая кажется немного резкой, но которая всегда справедлива и ясна... Теперь — только память. А где же Василий Иванович? Почему его не видать? Объясняют: ему совсем плохо, вызвали врача... Проститься с Антониной Николаевной можно только дома... Юра, вижу, держится. Он курит, хоть, кажется, бросал курить... Последний путь — к Станкам, к Егорью-Хотче. Много народу. И одного в процессии хорошо запомнил: молодой крепкий парень, идет рядом, волнуется. «Дайте я понесу... Я учился у Антонины Николаевны... Чудил малость... Пусть простит... Хороший она человек!». В тот печальный день об Антонине Николаевне было сказано много самого осветляющего. И тогда, кажется, передо мной в полной мере раскрылось, кем она была. Конечно, прежде всего учительницей. Родом из Нагорья, Антонина Николаевна к приезду Василия Ивановича в наш район работала в Большом Семеновском. А когда они стали мужем и женой — это было в 1927 году — ей пришлось вместе с участковым агрономом разделять его дороги. Где останавливался муж, там учительствовала и она: Артемьево, Горки, Маклаково. Лишь с 38-го года обосновались недолго в Станках. Здесь Антонина Николаевна и директором школы была, и преподавателем биологии, химии и математики. О ней как об учительнице лучше рассказать тем, кто по праву давней дружбы называл ее запросто Тошей — тоже учительницам Анне Ивановне Кировой, Клавдии Алексеевне Мильчинской, Павле Михайловне Петуховой… И тем, кто учился у нее и сам потом стал учителем, например, Фаине Андреевне Соколовой. Но не только об учительнице сегодня идет речь. Все согласно кивают головами, когда слово берет человек в военной форме: - Вы, знаете, товарищи, что военнослужащих отпускают на похороны только в случае смерти самых близких родственников. Так вот; командование точно понимает, что Антонина Николаевна была для меня почти что матерью... Это говорит Геннадий Титовец, ее племянник. Антонина Николаевна всячески помогала семье своей сестры, когда у нее погиб муж и она осталась с четырьмя детьми. А Юра? Мой давний товарищ Юрий Васильевич Румянцев, как я привык его величать? В первый раз мне рассказывают о нем все как есть: — Он тоже племянник Антонины Николаевны. Его отец, Владимир Николаевич, погиб на войне. А мать была школьной работницей, стирала и тут же умерла, в тридцать лет. Это после войны сразу было, Тогда Юру семья Румянцевх и усыновила... Антонина Николаевна все каялась, что не удочерили и сестренку Юры Тамару. Но помогать ей очень много помогали... Сельскохозяйственный институт окончила... Их сегодня здесь много, кого поддерживал, растил добрый дом Румянцевых. Юра показывает на свою двоюродную сестру Нину — она из Кирова... Слышу: а Валентину, свою младшую сестру, Антонина Николаевна, считай, на свои средства учила. Сельскую школу закончила, потом десятилетку в Талдоме, способная была, в Московский текстильный институт пошла... Сейчас в Барнауле работает... Признаться, немного опасаясь спутать родственников и их имена — список приличный, и выкладывается враз. Мне довольно, в сущности, и одного примера, как вырастили того же Юру, В этом доме учили и разуму, и добру, И исправному крестьянскому труду, который вдруг прорвется у Юры с косой на лугу, с вилами на стогу. Так и видно; весь от земли... С Юрой не прощаемся — в Ермолине еще увидимся. Он попросил телеграммой отпуск, пока не будет лучше Василию Ивановичу. Снимок, который сегодня воспроизводится в «Заре", был сделан тогда же, в 1973 году, в начале довольно прохладного мая. По той погоде, не в сравнение с нынешней парящей весной, да еще потому, что еще не совсем оправился после неожиданного удара Василий Иванович, он вышел в свой сад в зимней шапке. С тех пор я и берег этот снимок, и не без цели. Вот соберусь, думаю, и расскажу-ка всем о доме Румянцевых. Да только опять одно и то же: все недосуг за другими, более срочными делами. Не раз, и не два мои дороги проходили мимо Ермолина. А заглянуть в дом Румянцевых или совсем некогда было, а если и забегал — что и не был. Наконец, совесть одолела. Решил я не спеша посидеть у окон в сад, поспрашивать Василия Ивановича о его жизни, о том, как агрономом стал. Что Василий Иванович двадцать лет в машинно-тракторной станции в Ермолино проработал, главным агрономом этой МТС был, это-то я знал. И то, как знал: когда мы с Юрой учились в десятом классе, Василий Иванович как раз в том 56-м году вышел на пенсию. Хотя, правда, в колхозы еще выезжал. А про давние времена мне совсем ничего не было известно. Знакомые, однако, говорили, мол, его, пожалуй, теперь единственный человек, который в свое время у нас в районе самым первым агрономом был. И добавляли авторитетно; земский агроном. Правда ли, Василий Иванович? — Сейчас, минуточку... найду. — И он роется в многочисленных бумажках, веером на столе, под барометром, — Вот... Г.У.3.и3. Бежецкая сельско-хозяйственная школа 1-го разряда при селе Далеки. Августа 1 дня 1915 № 367 СВИДЕТЕЛЬСТВО Предъявитель сего, Василий Иванович Румянцев, окончил курс Бежецкой сельско-хозяйственной Первого разряда школы 1 августа 1915 года и на основании статьи 17 Устава школы пользуется правами окончивших курс в учебных заведениях второго разряда. Настоящее свидетельство выдано Румянцеву впредь до получения им установленного для школы аттестата". Но почему же школа от министерства земледелия выдала лишь свидетельство, а аттестат - «впредь»? Обратите внимание на дату: 1 августа 1915 года. Ровно год, как шла Первая мировая война. Ее водоворот втянул в качестве писаря канцелярии штаба 24-й пехотной дивизии, действовавшей в Витебской губернии, и новоиспеченного агронома. Поэтому и считает Василий Иванович себя агрономом-полеводом как таковым только с 1919 года. Именно в это время его, уроженца села Савино, что по направлению к Горицам, пригласили на Большую Волгу, в бывшую Корчеву. За семь лет был и помощником участкового агронома, и заведовал одно время совхозом "Дубно", и самостоятельную агрономическую работу вел в родных Стоянцах и в Кимрской волости. В ермолинские места Василий Иванович приехал в 1926 году по направлению MOЗO. Прибыл на должность помощника старшего агронома агропункта. Жить было негде. Зато первое его жилье в Ермолине связано с примечательным местом. На перВЫХ порах своего бесквартирного коллегу-ученого приютил к себе доктор; он выделил комнату-приемную. Как я уяснил из рассказа Василия Ивановича, эта докторская размещалась в одном из салтыковских домов. Основной, парадный дом в 24-м или в 27-м году вывезен в Талдом (нынешний райвоенкомат), А был еше и другой в салтыковской усадьбе, зимний, который, кстати, разобрали не так уж давно. В этот дом в 29 м после доктора был переведен и агропункт, — Первая посевная была у меня на 7-рядной конной сеялке, а кончил в пятьдесят шестом году в МТС на 52--рядной, машинной.... И еще: в двадцать шестом году 16 килограммов минеральных удобрений мне выделили... Этот пуд в ту пору многого стоил. Прошу Василия Ивановича рассказать, что за агропункты такие были. Чем занимались? — Учили, например, крестьян свеклу растить, овес сеять по новой технологии... Проводил и показательное кормление животных... Даже сейчас странно представить: бычье товарищество существовало — в Измайлово ярославского быка завезли... Опытничеством много занимались... Надо сказать, что агропункт был на всю бывшую Семеновскую волость — тут и Семеновские села, и Бучево, и Кунилово, и Дмитровка... Как-то агропункт перекочевывал из Ермолина в Михалево, и тут Василий Иванович жил. И даже год поработал участковым агрономом в совсем другой волости — Гражданской (Маклаковской)... Вот и посмотрите: на полрайона след агронома Румянцева остался. Когда шло переустройство деревни на коллективный лад, Василия Ивановича послали на курсы по коллективизации в Тимирязевку. А это значило, что после организовывали свои курсы в Разорено-Семеновском или Николо-Кропотках по основам агрономии, по севообороту, вели селекционную работу среди крестьян. ... И первая моя практическая работа в коллективизацию - это общественная запашка земель. У Бородина, у Головачева... Ну, а дальше, уже было сказано, все у Румянцева связано вплоть до пенсии с первой Талдомской МТС. Точно так же, как и саму МТС невозможно представить без Василия Ивановича - без ученого агронома, старшего, главного агронома, агронома по обслуживанию колхозов. Не буду рассказывать о большом поле хлолотливого эмтээсовского труда. Его оценку воплощает в себе знак Наркомзема СССР «Отличник социалистического сельского хозяйства», врученный, заметьте, в военном 43-м году. Этим много сказано. Зато не удерживаюсь от того, чтобы не прочитать вслух две бумаги из досье Василия Ивановича. Одна из них — письмо от первого секретаря Талдомского райкома партии Владимира Александровича Михайлова. Он возлагает надежды на поиски агронома: «Василий Иванович! Посылаю Вам несколько зерен ветвистой пшеницы. Посейте, понаблюдайте, приобретите опыт ее выращивания. Авось, в скором будущем станем иметь массовые ее посевы. С приветом - В.МИХАЙЛОВ. 11 февраля 1949 г.» И еще одно не письмо, а скорее, признание от колхозников и школьников, сделанное в 1954 году. Оно немного наивное, но в нем все от чистого сердца: Все знают Вас, и уважают, Вы много лет живете с нами, Уча бороться с сорняками, За стопудовый урожай, «Куда идешь, Катюша, Чего торопишься, дружок?». «К Румянцеву спешу узнать Про свеклу, лен и огород!» Вас знают все — и стар, млад, Вы много лет живете с нами, Народ, колхозы, МТС, И мы гордимся Вами! Вот и весь рассказ о доме Румянцевых, об Антонине Николаевне и о Василии Ивановиче. С этого порога для многих начиналось новое и продолжается нынешнее село. Что касается продолжения, то с каким же красивым смыслом оно вышло — всего в нескольких десятках метров от учительского дома Румянцевых поплыл белокаменный корабль первой в районе сельской средней школы... Давайте на минуточку остановимся у порога ермолинского дома или у другого такого же, какой, наверняка, есть у каждого из нас. и не спеша, хорошенько еще раз вспомним: откуда мы и чему обязаны? В. CABATЕЕB. |