"Запасной выход". За дверью с такой надписью курят двое. Вру! Ну, что за привычка, присочинять ни с того ни сего. Курит один - Вячеслав Морозов, а я здесь, так сказать, за компанию: «дышу никотином» - уж слишком интересный разговор... Беседуем у стены (чуть не сказал «у Стены Плача», вспомнив о месте, где евреи оплакивают былое величие Иерусалима); мы - русские, и облупившаяся штукатурка над лестницей обнажила красно-кирпичную кладку столетней давности по контуру, очень напоминающему пределы (приделы) некогда великой державы — можете называть её империей или Советским Союзом — периметры не слишком разнятся.
Говорят, что однажды купец Киселёв, только что отстроивший этот дом, до сих пор являющийся наиболее значительным архитектурным сооружением Талдома, выскочил во время случившегося здесь пожара на балкон и громко-громко закричал: «Горим!!!». Почти напротив находилась пожарная каланча, ныне полуразрушенная и поросшая березняком. Купца услышали, пожар был быстро потушен. Помня ли о Боге, или просто по доброте душевной, Киселёв регулярно кормил всех желающих горячей требухой на первом этаже своего богатого дома, который ещё стоит и служит ныне районной библиотекой, где и происходит наш разговор, в то время как в холодном обширном подвале здания стоят, «связанные по рукам и ногам» общей судьбой самые разнообразные книжки и книжечки, предназначенные для утилизации по-ветхости. Взглянул как-то на одну из них — и поразился: «М. В. Ломоносов. Избранные философские произведения. Госполитиздат, 1950). Открыл — наугад, увидел заглавие: «Замечания и возражения на речь академика Миллера «Происхождение народа и имени российского (1749 — 1750)». В статье этой профессор Михайло Ломоносов камня на камне не оставляет от теории Миллера, изобразившего российских людей «столь бедным народом, каким ещё не был ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен».
Так о чём же мы говорим с Морозовым? Конечно, о Сергее Клычкове. О том самом человеке, памятник которому стоит (сидит) во дворе этого дома. Летнее солнце хочет придать благостное выражение лицу «Последнего Леля», но выявляет горькую складку у рта поэта, расстрелянного по абсурдному обвинению в тридцать седьмом. А может, эта складка от долгого пристального взгляда на прогнившие вываливающиеся рамы библиотеки и лопнувшие стёкла?
К Сергею Клычкову подлинное признание пришло в два последних десятилетия. Морозов — один из тех, кто всей душой, всем своим литературным и гражданским талантом послужил этому великому делу. Не оттого ли он вновь и вновь касается простого и ясного (во всяком случае, для него самого) вопроса о необходимости присвоения нашей районной библиотеке имени Сергея Клычкова — взамен утраченного сравнительно недавно «имени Воровского»?
Библиотека долго и безропотно носила имя революционера Вацлава Воровского, который, кстати, занимался и литературной критикой (Ленин ведь тоже не писал романов, но главная библиотека страны до сих пор носит его имя!)
— Между прочим, в судьбе Воровского и Клычкова есть даже нечто общее: оба попали под «колесо истории», оба были убиты — один «белыми» в Швейцарии, другой — «красными» в Москве...
Не судя о роли и значении первого, напомню только, что ближе и роднее Клычкова, а значит, и уместнее для присвоения его имени местной библиотеке, нет никого — разве что Салтыкова-Щедрина, которому, честно говоря, и ныне не слишком уютно в родной стране. Хотя, формально, великий сатирик вроде бы не обижен вниманием, и имя его носят многие очень солидные, в том числе и столичные, культурные учреждения.
— В чём же дело? — интересуюсь. — Отчего твои многочисленные публичные призывы присвоить районной библиотеке имя Клычкова остаются гласом вопиющего в пустыне?
— А я, наивный, надеялся, что ты ответишь мне на этот самый вопрос, — говорит Вячеслав, сделав нервную затяжку; в глазах колючие огоньки. — Призывы, предложения были: и публичные — здесь, у памятника, и доверительные, «без галстуков», так сказать; дважды этот вопрос поднимала «Заря», ссылаясь на меня... Результат пока — ноль!.. Вышестоящие ссылаются на необходимость инициативы «снизу», нижестоящие, как водится, ждут команды «сверху». Недавно я был у себя на родине, в Алтайском крае, и вновь увидел нечто такое, отчего стало обидно за Талдомский район, давно уж ставший мне тоже родным...
— Родным, во многом благодаря Клычкову? Я не ошибаюсь? Выходит, «личный мотив», «личная заинтересованность»!
— Разве это плохо? Да, я лично заинтересован и, более того, счастлив, что смог приблизиться к Сергею Клычкову, его духу, наследию, стать одним из проводников творчества этой в высшей степени самобытной и глубокой личности! Ты, конечно, читал его «Лысую гору». Перечитай, не поленись. Кстати, книжечка эта есть в читальном зале. Пойдём! — увлекает он меня за собой... — Смотри: «Истины нет, есть одна большая обобщающая ложь, «обман возвышающий», и однако ни в одной сфере человеческого бытия нет такой жадной погони, жестокого соревнования, зависти и восторга. От лжи бесчеловечной и обольщающей убежал Толстой, проклявши безжалостную, прекрасную богиню, с улыбкой равной встречающую и жениха, и искупительные жертвы, ибо витает над всеми равно её чудесная птица, у которой два крыла:
радость нечаянная и отчаяние безысходное: а душу можно ль рассказать?! Проистекающая отсюда война между словом и его внутренним обозначением — извечна, и раньше всех мук человек познал муки творчества. В наше время эта обострённость — титл, стоящий между мыслью, чувством и их словесным знаком, — особенно опустошительна...»
— Это я к тому, что слово, имя более чем материальны и присвоить библиотеке имя Клычкова— это восстановить некую высшую справедливость, как было с реабилитацией самого имени и творчества этого человека.
— Но «вернёмся» на Алтай. Что там такого особенного? сознательно подливаю масла в огонь.
— Особенного много. Но речь в данном случае об отношении к собственной славе и гордости, то есть в первую очередь к памяти местных писателей, актёров, режиссёров, Героев и т.д., которые продолжают жить не только в своих деяниях и книгах, новейшей журналистике, «именных» чтениях, но и в названиях учреждений культуры. Жители этих мест дружно и справедливо полагают, что «сам Бог велел» присваивать учреждениям культуры, и тем более библиотекам, от мала до велика — имена людей, что плоть от плоти Алтайского края. А как приятно было мне, уроженцу села Сидоровка, взять в руки добротную иллюстрированную книгу
— почти 800 страниц! — о родном Романовском районе. Там, кстати, есть и о роде Морозовых, и кое-что обо мне самом.
— Видел эту книгу в нашей районной библиотеке. А ещё — целую полку книг из твоей личной библиотеки с автографами литературных и других знаменитостей. Не жалко было расставаться с эти богатством, принося его в дар библиотеке «имени Клычкова»?
— «Твоими бы устами да мёд пить!» — говорят в таких случаях. Это по поводу заветного имени. Что касается остального, то я не «Скупой рыцарь», чтобы сидеть на сундуке с раритетами — пусть и другие...
— посидят!..
— Ну, зачем же так! К счастью, есть ещё люди, которые ценят книгу и которым её не могут заменить никакие, даже самые современные, средства информации.
— Сам-то что пишешь сейчас?
— Работаю сразу над несколькими вещами. Позволь не афишировать — я немного суеверен.
— Всё получится. До сих пор тебе удавалось воплощать свои задумки в жизнь. Из переизданий Клычкова — «Лысая гора», «Чертухинские небылишины», «Мадур-Ваза Победитель», «Сорочье царство» и, наконец, «Сараспан», где собраны его переводы с языков народов СССР... И, как всегда, — с добротными твоими предисловиями и комментариями. Ты, наверное, уж потерял счёт своим очеркам о жизни и творчестве нашего замечательного земляка...
— Нет, помню все. Помогает сам Клычков: он столь глубок и многообразен, что и читать его, и вникать в него никогда не надоедает. Недаром уже на первый сборник его стихотворений «Песни», изданный в начале 1911 года Сергей Городецкий восторженно откликнулся: «.. .Юный запевальщик, не литератор, не книгогрыз, а просто птица певчая — Сергей Клычков. Родился с песнями в груди, повёл глазами — и запел». Этот певец имел моральное право бросить в лицо некоторым своим современникам «облитое горечью и злостью»: «.. .развилась и упрочилась породка поэтов, которую можно назвать полукровкой». Так он чувствовал фальшь. А завистники, формалисты и чиновники от литературы видели в нём скорее даже не классового, а кровного врага.
— Бескорыстие — не беря в счёт моральное удовлетворение — похвально и почётно. Не думаю, однако, что писатель Вячеслав Морозов столь богат, чтобы на свои деньги издавать чужие книги...
— Во-первых, как ты понимаешь, Клычков мне вовсе не чужой. А во-вторых, находятся в районе люди, которые считают своим долгом спонсировать подобные издания, готовы вложить свои деньги в это благородное дело. Так были выпущены все названные тобой книги, кроме «Сорочьего царства» (2008 г. — Ред.), которому особенно повезло, так как я нечаянно победил в областном конкурсе на лучшее произведение о родном крае и получил почётное право на издание этого сборника в Издательском Доме «Московия» на деньги губернатора Б.В.Громова. Особенно приятно, что книжка эта, составленная из подлинных перлов клычковской прозы, богато иллюстрирована работами юных художников — воспитанников Талдомского училища народных промыслов и декоративно-прикладного искусства и Талдомского лицея.
— В минувшем году в Москве состоялась первая Международная Клычковская научная конференция. Это и твоя победа.
— Прежде всего, это победа таланта самого Клычкова. Ну и, разумеется, всех тех, кто упорно расчищал читателю путь к его наследию; мне, в частности, посчастливилось, кроме всего остального, знакомить наших современников и с Клычковым-переводчиком. Под редакцией профессора В. П. Смирнова подготовлен сборник выступлений участников того знаменательного форума. «Последнего Леля» (одно из метафорических имён С. Клычкова. — Ред.) знают теперь в Лондоне, Париже, Нью-Йорке...
— Слыхал я, что Клычковым очень интересуются в университете Варны, Шумена — старейшего университета Болгарии.
— И Клычковым, и многими другими крестьянскими поэтами, всем литературным процессом наших двадцатых-тридцатых годов минувшего столетия. В августе 2002 года группа российских писателей побывала в этом почтенном учебном заведении, был там и я, подарил нашим славянским братьям книги Сергея Клычкова. Доцент кафедры русской литературы Ивайло Петров настолько заинтересовался творчеством «певца Дубравны», что сделал отличные переводы с «клычковского» на болгарский, широко использует в своих лекциях и мои статьи.
— Давно не бывал в «горячих точках»? - не могу удержаться от несколько провокационного вопроса, памятуя о большом специфическом и опасном журналистском «хобби» Вячеслава.
— И в горы небось давненько не лазил?— намекаю ещё на одно опасное увлечение собеседника — альпинизм.
— Что правда, то правда: и поездки «без прикрытия» по местам боевых конфликтов, и восхождения, в том числе и на пик Коммунизма, постепенно уступают место более размеренному существованию.
— Не голодно ль, однако, «на вольных хлебах» российскому писателю?
— Служить бы рад. Но не так, как некоторые из тех, кто работает «под заказ».
— Ты не лукавишь? Ведь и поездки в «горячие точки» с последующими репортажами, и книги острой политической направленности — такие, как «Адмирал ФСБ» и «Будь проклят ты, Иуда!» — это по сути исполнение заказа — ведомственного, политического.
— Увы, здесь ты ошибаешься. Всё можно «подогнать» под какое-нибудь определение, но, если знаешь мой характер и мои нравственные установки, то ясно, что по заказу я попросту писать не умею. Пишу лишь о том, что лежит на сердце. Добавлю, что в круг моих знакомых вхожи только честные журналисты, коим я всегда протяну руку. «Заказным» — никогда.
— Понятно. Спасибо за беседу, за правду. И давай вместе надеяться, что районная библиотека обретёт наконец доброе и звонкое имя Сергея Клычкова, а вместе с ним и второе дыхание
— как книги «кулацкого поэта», птицей Феникс явившегося современной России.
Евгений ГУРОВ |
