На прилавках книжных магазинов появился изданный в 1991 году сборник стихотворений нашего земляка Сергея Клычкова. Он вышел в издательстве «Советская Россия». Мы рады встрече поэта со своими потомками. Редакция нашей газеты, начиная с 1979 года изо всех сил помогала вызволить имя расстрелянного поэта из полувекового забвения.
Огромного труда стоило нам добиться включения в план издательства «Художественная литература», шествовавшего над районом, книги стихов нашего земляка, объявленного в эпоху ежовщины врагом народа. Мы сами разыскивали уцелевшие после репрессий книги поэта, перепечатывали их на машинке, в трех экземплярах, на белой бумаге, как требовали в издательстве. И после этого пять лет книга с трудом пробивалась в свет. Даже в 1980 году имена репрессированных поэтов боялись произносить громко.
Сын поэта Егор Сергеевич помог найти автора вступительной статьи. Первая книга открыла путь другим. За шесть лет произведения нашего земляка переиздавались шесть раз: вышли и стихи, и три романа Сергея Клычкова. Его произведения издавались в Польше и во Франции. Вот, что значит — истинный талант.
По инициативе редакции нашей газеты, музея, проведено пять праздников, посвященных творчеству поэта.
В последний сборник вошли цикл стихов, которые никогда не печатались. Они написаны в тридцатые годы, когда аресты, расстрелы и ссылки писателей стали повседневной
реальностью. И за неугодные строки поэт мог тут же поплатиться жизнью.
Усилиями редакции газеты, краеведческого музея, районных властей в деревне Дубровки восстановлен дом, к котором жил Сергей Клычков. Финансирует реставрацию МХТИ имени Менделеева. К лету этого года будем ждать открытия музея.
На этом снимке, реставрированном фотомастером В. Молчановым, три друга, три поэта, репрессированных в годы сталинщины. Слева Сергей Клычков, в центре — Петр Орешин, справа — Николай Клюев.
Высоко ценивший творчество Сергея Клычкова Осип Мандельштам назвал последние стихи поэта «волчьим циклом», восхищался их художественными достоинствами, считал, что они напоминают вой одинокого волка. Сегодня мы публикуем ранее неизвестные читателям произведения поэта из нового сборника стихов.
Л. СОБОЛЕВА. (Наш корр.).
Я не видал давно Дубравны,
Своих Дубровок и Дубны,
Померк ты, свете, тихий славный,
От юности хранивший сны!..
Упали древлие покровы,
И путь мой горек и суров...
Найду ли я, вернувшись снова,
В сохранности родимой кров?..
И хляби ринулись из тверди,
И мир взметнулся на дыбы...
Удержатся ль на крыше жерди
Старухи матери-избы?..
И на божнице старой нашей
Едва ль по-прежнему Христос,
Склонившись, молится пред чашей
В томленьи и сияньи слез?..
Я видел сон, что он с божницы,
Где от лампады тишь и синь,
Пред изначальным ликом жницы
Ушел в скитания пустынь...
Ушёл в невиданном соблазне
Начать путь испытанья вновь
Не из боязни перед казнью,
Но в страхе потерять любовь...
Закрылся лик его тоскою
В столетней копоти избы,
Где пред лампадой и доскою
Столетья гнулися горбы...
Не мог, не мог же он столетья
Под скрежетание цепей
Мешать слова молитвы с плетью,
Как с тучным колосом репей?!
Пред жницей страшной и победной.
Восставшей в пепле и крови,
Не мог остаться плотник бедный
Со словом мира и любви?!
И потому не для прельщенья,
Но как исход и как залог
К серпу оправданного мщенья
Сложил он мирный молоток.
Конец 20-х годов.
Ни избы нет, ни коровы,
Ни судьбы нет, ни угла,
И душа к чужому крову,
Как батрачка, прилегла.
Но, быть может, я готовлю,
Если в сердце глянет смерть,
Миру новому на кровлю
Небывалой крепи жердь.
1931 год.
Я устал от хулы и коварства
Головой колотиться в бреду,
Скоро я в заплотинное царство,
Никому не сказавшись, уйду...
Мне уж снится в ночи безголосой,
В одинокой бессонной тиши,
Что спускаюсь я с берега плеса,
Раздвигая рукой камыши...
Не беда, что без пролаза тина,
И Дубна обмелела теперь:
Знаю я, что у старой плотины,
У плотины есть тайная дверь!
Как под осень опушка сквозная
И взглянуть в нее всякий бы мог,
Но и то непреложно я знаю,
Что в пробоях тяжелый замок!
Что положены сроки судьбою,
Вдруг не хлынули б хляби и синь,
Где из синих глубин в голубое
Полумесяц плывет, словно линь...
Вот оно, что так долго в печали:
Все бросало и в жар, и озноб:
То ль рыбачий челнок на причале,
То ль камкой околоченный гроб!
Вот и звезды, как окуни в стае,
Вот и лилия, словно свеча...
Но добротны плотинные сваи,
И в песке не нашел я ключа...
Знать, до срока мне снова и снова
Звать и плакать, и ждать у реки:
Еще мной не промолвлено слово,
Что, как молот, сбивает оковы
И, как ключ, отпирает замки.
1928—1929 гг.
Я с завистью гляжу, когда с лопатой,
Вскочивши на ноги чуть свет,
Ободранный, худой, лохматый
У дома возится сосед.
Он устали в труде не знает:
То с топором, а то с пилой,
Зато в избе его витает
Дух обогретый и жилой.
Какая это радость! Счастье
Какое в этой хлопотне!
Пускай угрюмое ненастье
Висит дерюгой па плетне,
Пусть вьюга пляшет, как цыганка,
Со свистом обегая кров:
И дров на печь и на лежанку
И сена хватит на коров.
Спокойно можно спать ложиться
С проконопаченным двором!
Вот мне бы так с пером сдружиться,
Как он сдружился с топором.
1931 год. |
