— Сколько себя помню, жила в бедности, хотя всегда надеялась на то, что подует ветер перемен и всё в моей жизни повернётся на 180 градусов, — начала свой рассказ о себе Вера Андриановна Крюкова, в прошлом медсестра Талдомской больницы, которую многие талдомчане помнят и любят за доброту, умение сочувствовать и делать уколы так, что не бывало больно...
— Я жила в большой семье (два сына и две дочери) с мамой и папой в деревне Саморезово Тверской области, а через некоторое время родители переехали в Талдомский район на хутор Заречье, что был близ Дубровок. Отец был любознательным, башковитым, сам научился управляться с трактором «Фордзон», умел разбирать его и чинить. Это был трактор с огромными колёсами. Папа пахал на хуторе, потом образовалась коммуна, затем и совхоз «Пятилетка», в котором папа работал механиком.
Но он рано умер, и маме пришлось доращивать нас, четверых, в одиночку.
В школе я проучилась 7 лет, а потом поступила учиться в Талдомскую медшколу, организованную при главвраче Талдомской больницы Евгении Гавриловиче Морозове. Его жена, Евгения Иосифовна, была старшим хирургом хирургического отделения. Училась я года полтора с большим рвением и только на «отлично», практику проходила в больнице в качестве палатной медсестры в хирургии...
...Вспоминает одна из пациенток Веры Андриановны примерно её возраста:
— Верочка была добрая, ласковая, опрятная. Ну и уколы мы, больные, предпочитали делать у неё. Когда смотрю сцену фильма «Покровские ворота», где пациент Холодов восхищённо говорит медсестре Людочке: «Как вы это делаете!», то вспоминаю Верочку Крюкову. Мы так ждали, когда она придёт на смену! Руки у неё были золотые.
— Я очень любила своих подопечных, — продолжила свой рассказ В.Крюкова, — старалась поговорить о чём-либо с ними, отвлечь от боли, а таблетки хорошие, если их не оказывалось в больнице, даже из дома приносила.
Мне повезло с работой. Я всю жизнь общалась в талдомской хирургии с прекрасными специалистами своего дела, талантливыми руководителями и хирургами В. Морковниковым. Б.Марковым, Г Скворцовой и другими. Но хирургия — вещь серьёзная, а доктора — не Боги. Люди, бывало, и умирали, а я плакала, мне всех было жалко. Рано бежала на смену, задерживалась на работе, если была в этом необходимость. К пьяницам, скандалистам, тяжелобольным имела свой подход...
Усердие сестры было оценено руководством по достоинству. Годами фотография Веры Андриановны висела на Доске почёта, ей вручали почётные грамоты...
— Замуж, — продолжает свой рассказ Вера Андриановна, я вышла за Фёдора Павловича Крюкова, который какое-то время работал в райкоме партии, руководил военным отделом, был в районе на хорошем счету, прошёл Финскую, а потом Великую Отечественную войну, в плен попал... После войны стали его притеснять, с хорошей работы сняли. Устроился завхозом, стал попивать, и мы с ним разошлись. Пришлось растить своих трёх сыновей самой, повторяя мамину судьбу. Старший мой сын, Женя, умер, средний, Анатолий, живёт рядом, уже пенсионер, но работает, у него жена и два сына. Самый благополучный — младший, Владимир. Он живёт в посёлке Северном, работает в магазине, а его жена, Татьяна, — в торговом центре. У них — одна дочь. Дети у меня прекрасные, не пьющие, работящие. Когда умер Евгений, я «расклеилась», пошатнулось здоровье, теперь много лежу. Лежу и вспоминаю, как в войну мы с моей подругой Елизаветой Егоровной Ермоловой работали в больнице. Она побойчее меня была: и прикрикнет на иного больного, и приструнит, и на самолете тяжёлых больных сопровождала в Москву. В войну нас сутками не отпускали домой, мы были безотказными. А когда, наконец, отпускали, то могли вызвать на работу в любое время дня и ночи.
В больнице было оборудовано специальное отделение для раненых, и только когда мест не хватало, их везли к нам в хирургию...
Жизнь прожита тяжёлая, а ветра перемен я так и не дождалась. Бывали, конечно, и радости, но все они какие-то мимолётные, обязательно были связаны с моими детьми и с моей работой. Работать, конечно, лучше, чем лежать... |
