— Эх, Гуревич, Гуревич, — поговаривал явно симпатизировавший мне, молодому журналисту «Советской Абхазии», старый газетный волк, бывший военный фотокорреспондент, исколесивший на «эмке» вместе с самим Константином Симоновым все фронты Великой Отечественной. — Не то, не то надо было снимать!.. Мы «щёлкали» больше фасад войны: «Ура!», «В атаку!» С годами важнее другое. Пойдемте, покажу...
В ужасном беспорядке своей вечно полутёмной фотолаборатории он каким-то странным чутьём находил и извлекал из-под пыльных завалов сильно отретушированных «отходов газетной фототекучки», красиво именуемых архивом, прекрасно отпечатанные снимки. Извлекал с подчёркнутой небрежностью обладателя подлинного богатства листы большого формата без признаков ретуши (значит, явно не были в газете, напропалую применявшей многие годы именно этот метод технического улучшения фотоснимков).
Запомнился один такой кадр, сделанный безотказной «лейкой»: нереально пустынная улица какого-то европейского города; слева — крупно — оторванная мужская голова, справа русский солдат с большущей нечёсаной бородой, в грязных обмотках, привстав на колено, достаёт из вещмешка кусок хлеба, протягивая его неизвестно откуда взявшемуся в этом безмолвном аду темноглазому мальчишке...
Тут я, разумеется, забывал о том, что давно уже собирался переубедить Короткова о том, что я вовсе не Гуревич, а Гуров, притом из донских казаков — зачем разочаровывать пожилого человека в его маленьком и, судя по всему, приятном для него заблуждении касательно моей национальной принадлежности?..
Но почему же он так и оставил те снимки «для себя»? Почему — с его-то международным признанием — так и не пустил их на страницы какого-нибудь престижного журнала? Думаю, по той же причине, по которой его друг и соратник Симонов «не очищал» до конца своих блокнотов, а мой отец, прошедший лагерь смерти, вообще не любил говорить о войне...
Семён Иосифович (по паспорту Короткий) нехотя вытряхивал на ладонь таблетку валидола, который всегда носил с собой, но, брезгливо поглядев на нее, говорил: «А может быть, чего покрепче, а, Гуревич?.. Дело к обеду. Навестим-ка Мелитона (Мелитон Кантария, спустившись с рейхстага, заведовал столовой на городском рынке и отличался особым хлебосольством. — Е. Г.) — заодно и интервью у него возьмешь, личность всегда актуальная!..»
...Я видел много хрестоматийных и любительских фоторейхстагов. И вот еще один, запечатленный кем-то из жителей нашего района и ставший одним из экспонатов открывшейся в здании Талдомской районной администрации в канун празднования 60-летия Победы фотовыставки «Глядят на нас фронтовики», явившейся результатом большой поисковой работы сельских Домов культуры. Снимок явно непрофессиональный, но — помимо воли самодеятельного фотографа — приобретает особый смысл; здесь нет ничего, что можно было бы назвать композицией; при этом есть монументальность мига, что многократно усиливается бронзоватым цветом человеческих фигур на фоне знакомых «декораций». Все будет присыпано пеплом Истории — так в пепел Везувия впечатан последний день Помпеи...
Для нас тогда это быпи первые дни Победы. Отражение их в районе — запечатленное чьим-то фотоаппаратом многолюдство на площади Карла Маркса (бывшей Соборной) в Талдоме. И снова — никакой композиции, зато несколько довольно крупных планов женских и детских (с поправкой на войну) лиц. Никакой митинговости; люди, в общем-то, суровы, сосредоточены на чем-то своем. Но ведь это и есть настоящая правда: народ еще не осознал, что свершилось, и, тем более, не ведает, что будет завтра. Фигурка большеглазой девочки в тёмном пальтишке вообще выбивается из общего не слишком внятного контекста: глаза эти, будто глаза Богородицы, знают, какие еще великие испытания предстоят России.
Кадры любительской фотохроники фиксируют горячую работу военкомата в самом начале войны. Вот — групповой портрет кошелевцев. Все, кто на этом снимке, погибли впервые же дни войны. Тут вспомнилась мне висевшая совсем недавно на одной из этих стен работа воспитанницы Вербилковской детской школы искусств «Взвод» — станковая композиция, акварель с преобладанием тёмно-зеленых и красных тонов... Группа бойцов уходит на задание. Отдельных лиц будто бы и нет, но при этом есть железное единство — единство обреченных, уходящих в вечность...
... А вот уже и пятидесятые! Бабы в Нушполах лихо косят луг. Что ж, если мужиков скосила война...
Некоторым повезло. Многие годы были вместе (до недавней смерти супруга) познакомившиеся на фронте Валентина Степановна и Николай Васильевич Сычевы... На обратной стороне самой дорогой для вдовьего сердца фотографии — несколько карандашных строк, сделанных её собственной рукой: «Встретились на войне случайно. Полюбили. Поженились тоже на войне. До конца войны воевали вместе». И далее с гордостью: «Дед моего мужа был артиллеристом еще в первую мировую, сам Николай — артиллерист, отец его и два брата тоже были в артиллерии в Великую Отечественную...».
...В уголке (и у коридоров бывают уголки), рядом со скульптурной головкой девушки в пилотке, — лампада. Огонь в ней — с Мамаева кургана, привезён школьниками района. ...Я был на том кургане в год 30-летия Победы. Что поразило больше всего? Не грандиозность монумента, но чеканный благородный звон тяжёлых наград на груди ветеранов, поднимавшихся к монументу «Родина-мать зовет» (ох, как мало осталось от той, тогда казавшейся ещё нескончаемой, когорты!). Ещё поразила непарадная, крутая, дикая какая-то обратная сторона кургана, где нет мраморных глыб, а есть овражек, прорезанный ручьём, который, видно, и не предполагает, с какой высоты ведет он свое происхождение...
...Открыл выставку глава района А. Белов; ленточку ему с удовольствием помогли перерезать многие ветераны, приглашённые на это мероприятие. «Особенно много наших земляков погибло под Ельней, — заметил глава. — Немец применил там тактику «детонирующего поля», масса людей подорвалась на минах...» Он пожелал ветеранам здоровья. Тепло приветствовал фронтовиков председатель районного Совета депутатов В. Демидов.
На открытии выставки присутствовали заместитель главы районной администрации Е. Страхова, председатель комитета по культуре и спорту Ф. Мустафина.
Обзор выставки сделала заместитель директора районного методического центра Т.Федышина.
Впечатление от экспозиции усиливали подлинные плакаты военного времени из фондов Талдомского историко-литературного музея.
...Наш общий с Семёном Корсаковым друг Мелитон Кантария умер в Сухуми в дни братоубийственной войны между грузинами и абхазами. Вряд ли выдержало бы его сердце и недавние грузинские танцы перед Бушем — подобострастные танцы, лишённые такого важнейшего атрибута кавказской чести, как кинжал на поясе (так охрана президента США «опустила» Грузию перед тем, как расточать ей сомнительные комплименты)...
Е. ГУРОВ. (Наш корр.)
"Заря"
2005 г. |
