В самом центре Талдома, на Калязинской улице, живёт Евдокия Терентьевна Голякова. 23 февраля ей исполняется ровно сто лет. Но никто не даёт ей такого возраста, думают, не больше восьмидесяти. Живет она в деревянном доме на первом этаже. Встретила корреспондента "Зари" с улыбкой на приветливом лице: "Проходите, проходите, я вашу газету читаю".
— ?..
В ответ на удивленный взгляд ее дочка Валентина Васильевна Ванькова (она много лет работала директором вечерней школы) пояснила:
— В солнечный день садится с очками у окошка и читает, представьте себе. А если день пасмурный, то уже не видит.
Мама молодец. Она у нас до 97 лет вязала. В войну это помогало поднять троих детей: навяжет подзоров, скатертей — и едет по деревням менять свое рукоделие на продукты. И сейчас у всех её детей и внуков есть вещи, связанные ее добрыми руками.
— Но оказалось, что рукоделье — не единственное занятие прабабушки Евдокии. Она ещё научила играть в шахматы двух своих правнучек. Но это потом, а сначала помогала растить внучек и правнучек.
Оказалось, что игрой в шахматы увлекались братья Евдокии Терентьевны. Когда все трое вернулись с первой мировой войны, а она в это время была в подростковом возрасте, брат Иван научил её шахматной премудрости. Скоро она стала обыгрывать всех, кроме Ивана. А однажды, к большому удивлению приехавшего из Дмитрова в ее родную деревню Клусово (под Рогачевом) инспектора потребкооперации, девочка выиграла у него подряд десять партий. Инспектор удивился, потому что был одним из сильнейших игроков Дмитровского клуба шахматистов.
— У тебя талант, Дуняша, — сказал он юной конкурентке, — тебе надо учиться.
Но учиться ей довелось только в церковно-приходской школе. Четыре года. Здесь же после уроков девочек обучали рукоделию — вышивать и вязать. Это ей очень понравилось, она быстро схватывала объяснения наставниц, и новое дело горело в руках. Об этом рассказывала Валентине Васильевне ее бабушка Фёкла.
Дети Евдокии Терентьевны вспоминают, что их мама всегда была в работе. Они не видели ее праздной.
— Да. — подтверждает Евдокия Терентьевна, — мне приходилось крутиться, как веретено. Личная жизнь не заладилась. Когда я развелась с мужем (он был послан из Дмитрова заведовать отделом образования в Талдом), старшему сыну было девять лет, младшей дочери — три. Выручала моя мама Фекла Гавриловна, но в 43-м она умерла. Я осталась с детьми одна. Но они уже подросли, сами готовили уроки, варили себе еду. А я с пяти утра — на ногах, работала в торге. Была и дежурным кассиром, и заведующей хлебным и молочным магазинами. В годы войны рабочий день — с пяти утра до десяти вечера. К приходу покупателей надо было подвезти и выложить на полки еще тёплые буханки хлеба. Хлеб в военное время означал жизнь. И велик был соблазн у людей иметь больше, чем у других. Евдокия Терентьевна соблазну не поддавалась: поступала только по совести, делилась с теми, кто голодал. В служебной характеристике, которую давали ей в представлении к медали "За доблестный труд во время Великой Отечественной войны", слово «честность» подчеркнуто дважды. Мне, автору этих строк, в юности довелось работать продавцом в магазине, который звали в народе "первый номер", большом, светлом с зеркальной колонной в центре зала. Евдокия Терентьевна была там заведующей соседним штучным отделом. Помню, как я с восхищением и завистью наблюдала за ее работой.
Задаю ей вопрос: а было ли ей когда-либо в жизни скучно?
— Никогда — ответила она. — Я не знаю одиночества. Сын живет рядом, дочь приходит. Выйду на улицу — полгорода знакомых. Да и дела всегда находятся.
— Пол подметаю утром и вечером, посуду мою, стираю (воду мне приносят) Люблю почитать и посмотреть телевизор. Вот только жаль, сейчас очки сломались.
Времени стало много, сижу, свою жизнь вспоминаю. Отца с матерью. Они трактир держали на тракте недалеко от Рогачева. Деньги на него отец заработал на строительстве дороги "Москва - Рогачев", был там прорабом. Шестерых детей вырастил.
Недалеко от нас в Дмитровском уезде была усадьба графа Алсуфьева. К нему приезжал Лев Толстой. Он заходил в крестьянские избы, говорил с местными жителями.
В деревне Обольяново жил писатель Семен Павлович Подьячев. С ним подружились мои братья. Андрей, вернувшийся с первой мировой войны в 22 года, читал писателю свои стихи. Я их помню наизусть. (И Евдокия Терентьевна прочла строки, в которых ее брат осуждал царя за страдания солдат в окопах мировой войны и разорение России).
— А брат Иван Голяков стал большим человеком, председателем Верховного суда СССР, много раз его выбирали депутатом Верховного Совета. В тридцатые годы, когда было трудно с продовольствием, присылал посылки: пуд муки матери и столько же — семье Подъячевых. Он больше всех в людях ценил псрядочность. И мне писал: "Смотри, ты работаешь в торговле, все делай честно" Помогая мне, присылал деньги каждый месяц, когда я одна растила детей.
Дети мои получили образование. Игорь был юристом. Владимир (его знают под фамилией Кузнецов), работал на "Металлисте", дочь Валентина была директором вечерней школы. Судьба ко мне милостива. Карточка в поликлинике тоненькая: в ней только записи зубных врачей, один перелом да рождение детей.
Мы попрощались с бывшей любимой наставницей многих торговых работников города. На пороге стояла женщина в нарядном костюме, в узорном платке, с улыбкой на порозовевшем от воспоминаний лице.
Пригласила:
— Заходите чаю попить и в шахматы поиграть!
Л.СОБОЛЕВА
(Наш корр.) |
