Заканчивалась первая половина марта... Она выдалась погожей, хоть и по-зимнему хмурой еще была синева неба, и чуть заметная на фоне ее, висела в воздухе легкая туманная дымка. Но все же уже совсем по-весеннему светило солнце, озаряя теплым светом заснеженные равнины, и настроение у меня было под стать приветливому дню — радостное, несказанно хорошее.
Вешнее тепло уплотнило снег, приятно скользили по нему лыжи.
Проплывали мимо перелески, то и дело попадались цепочки лосиных следов.
С Морозовой Горы, довольно-таки подъемистого холма, открылся вид на лежавшую впереди местность. Вон, слева, деревня Овсяниково, а за полем выдается над кромкой леса верхушка храма. Это Маклаково. Под холмом проходит дорога. Как в летнюю жару, сух ее растрескавшийся пятнадцати—двадцатилетней давности асфальт.
Перейдя дорогу, я двинулся дальше. Путь мой пролегал теперь вдоль мелиоративного «арыка», который тянулся сначала за лесом, а потом углубился в него. Много ли пользы нам принесло это рытье, лишь изранили землю... Вот опять следы больших копыт, лось перебирался через траншею. Следуя среди леса по обочине траншеи, я неожиданно увидел, что просека, по которой та проложена, глядит прямехонько на маклаковскую церковь. До того точно, что, казалось, так сделали нарочно. Храм смотрел навстречу просеке колокольней, в узком просвете выглядевшей очень грациозно.
Вскоре я выскользил на поле и еще некоторое время не спеша катил вдоль леса. Тот постепенно перешел в мелколесье и кустарник и вдруг прервался совсем: впереди открылся ровный простор. Ничего не подозревая, тронулся было дальше, но лежавшая неподалеку вверх дном деревянная лодка напомнила, что где-то в этих местах, при слиянии Хотчи и Аргузовки, есть озеро — не озеро — водоем. Он и был передо мной.
Водоем оказался порядочным по своим размерам. Вдалеке виднелись острова. До них было километра полтора и сколько-то еще за ними. Почти отовсюду это белое раздолье — окружил еловыми пиками лес. Залихватским коньковым ходом я понесся по замерзшей глади. Ближе к середине стали попадаться рыболовные лунки. Сами же рыбаки маячили далеко впереди и видны были почему-то только вполовину своего роста — и даже меньше. Подъехав, увидел, что они, оказывается, ловят рыбу в русле Хотчи, которое значительно глубже водоема.
Видимо, прежде на месте последнего простиралась болотистая низменность, затопившаяся с искусственным поднятием уровня Волги. До этого текущая с востока Хотча в этом месте резко, под прямым углом, поворачивает на север и, набравшись сил, течет дальше. Впадающая же в нее Аргузовка заканчивает тут свой, и без того недолгий, путь.
Хотча еще находилась в обмелевшем, когда-то естественном для нее состоянии и быстро струилась под прочным, но уже подтаивавшим льдом. Чуть ниже по течению, перед тем как, наконец, потечь свободно и вольготно, река разделялась на два рукава. По ледяным откосам сильно обезводившегося русла я взобрался на правый берег и, немного погодя, проезжал уже мимо деревни Кишкинихи. Как было видно, деревня полностью состояла из подновленных и совсем новых домов и построек. Да, место здесь хорошее. На окраине мужики рубили еще один дом. Потихоньку начинает подниматься Русь.
Спустя какое-то время, перемахнув поле, я уже огибал южную окраину деревни Бобровниково. Целью своего лыжного странствия наметил село Глебово, но оно находилось за лесом, и была ли туда какая-нибудь дорога, я не знал. Справился об этом у бобровниковского жителя, тоже занимавшегося на задворке сооружением бревенчатой постройки. Тот указал дорогу, и, выслушав его, я устремился в сторону леса.
Дорога, проходившая по лесу, неожиданно оказалась наезженной. Кроме колесного был виден и гусеничный след. На опушке лежали спиленные толстые еловые стволы. Все говорило, что здесь ведется лесоразработка. Виляя, дорога уводила все дальше и дальше вглубь чащи, ехать по ее сырой хляби было плохо. Через некоторое время до меня донесся совсем не лесной шум. Это лесоповал.
У работавших там людей узнал, что до Глебова еще далеко и что засветло туда не добраться. Решил попытаться достичь хотя бы деревни Юрино, стоящей, как узнал, поближе. С лыжами в руках, я пробирался через усеянное хвойными ветвями пространство. Невдалеке под лязг гусениц и гуд моторов орудовала бригада. Мне было жаль беззащитную лесную глушь.
Продолжение дороги отыскал не сразу. Кроме лосиных и, может, кабаньих, никаких других следов уже не было. Я заскользил дальше, но почти тут же выехал на широченную просеку. Боже... нет на лесе живого места. По просеке тянулась линия электропередач. Как можно быстрее постарался проскочить под опасной для здоровья дьявольщиной и снова заспешил по лесной дороге.
Когда-то эта широкая тропа была частью дороги, напрямую связывавшей села Троица—Нерль и Кимры. Село Глебово стояло на полпути между ними. Нынче же по бывшему тракту гуляют только лоси да прочее зверье. Разве что в летнюю пору, из одной округи в соседнюю, залесную, пройдет здесь какой-нибудь местный житель. Да, любили наши предки ездить прямиком. Позарастали стежки-дорожки...
До Юрина, видимо, оставалось не так уже много, однако пора было поворачивать назад. Как нельзя кстати, у лесного пути обнаружилась развилка, от которой в обратном направлении под острым углом, влево убегала другая дорожная ветка. По ней и возвращался. На дороге попадались места с разрытым до земли снегом; подле валялись пучки травы, и всегда виднелись следы. Верно, лоси ищут корм.
Новооткрытая дорога шла иногда по старым вырубкам и неожиданно скоро вывела на край леса, туда, где в него резко вдавалось поле. Я выкатил на простор, слева виднелась деревня Бакшеиха. Бобровниково осталось далеко вправо. Небо затянуло серыми облаками, за ними бледно светило предзакатное солнце. Вечерело. С. Одинцев.
От редакции: Вот такие записи принес в редакцию студент техникума в конце мая. Вроде бы устарел материал, на дворе уже лето, но мы решили напечатать. Интересны наблюдения Сергея, его любовь к природе. |
