О прошедшем празднике почетные гостьи говорят уважительно. «Были артисты, — говорят они, — был концерт, в районном Доме культуры бесплатно угощали сметаной, колбасой, конфетами, в районной библиотеке были посиделки». Они признательны всем устроителям праздника за внимание, за заботу.
Их судьбы похожи на судьбы миллионов в нашей стране, и, на первый взгляд, ничего примечательного и тем более выдающегося в них нет, но не кажется ли вам, что именно такая вот «простая» жизнь и есть выдающееся в их судьбе? Потому что жить в то нелегкое время, что выпало на их долю, жить и не сломаться — это все-таки, пусть скромное, тихое, но геройство, ни больше ни меньше.
После праздников я навестила этих женщин, поговорила с ними. Предлагаю вашему вниманию их небольшие рассказы.
— Родилась я в день Евдокии, поэтому и нарекли меня так, — рассказывает Евдокия Терентьевна Голякова. — Отец мой держал чайную. В семье кроме меня, самой младшей, было еще четверо детей, не считая двух мальчиков и девочки, умерших в младенчестве. Один брат, Иван, закончил университет, работал юристом, был членом Белорусского военного округа в Смоленске, десять лет работал председателем Верховного суда СССР, потом — директором Всесоюзного юридического института, в 1961 году он умер. Другой брат, Николай, работал в Москве помощником машиниста в типографии, сестра Пелагея тоже жила в Москве, там же работал и брат Андрей — директором в магазине. Замуж я вышла в 24 года за своего сверстника Василия Яковлевича Кузнецова — он работал в милиции.
— Извините, Евдокия Терентьевна, а что вы помните о своем отце?
— Очень болел он, умер, когда мне было 10 лет, завещание нам оставил. Он играл на бирже, «Коломенский завод», покупал акции, было такое товарищество «Братья Джамгаровы» на Кузнецком мосту в Москве, но, когда началась империалистическая война, ни товарищества, ни денег не стало.
Помню еще, что отец был судьей, выписывал газеты, особенно интересовался, будет ли урожай, сколько запасено хлеба? Когда строили каменную дорогу Рогачево-Москва, он был десятником дороги, вел амбарную книгу.
От нас, детей, много требовал, бывало, сядем обедать, даже если кто-то засмеется, то за уши из-за стола выведет.
Каждое воскресенье всей семьей ходили в церковь Успения Божией Матери — в двух километрах от нашей деревни. Родители требовали от нас соблюдения церковного этикета, это сейчас молодые придут в церковь и по сторонам смотрят, а мы все молитвы наизусть знали.
В Клусовской четырехлетней школе батюшка Иван Иванович вел уроки богословия, мы ему на каждую Пасху крашеные яйца приносили, помню, мне семь лет было, положила яйцо на стол, а оно покатилось и упало, я бежать к родственнице за другим. Также историю государства Российского нам преподавали, а в религиозные праздники пели «За здравие Великого Императора Николая Александровича и всего царствующего дома».
Сейчас у Евдокии Терентьевны — дочери, внуки, особенно любит она внучек Марину, которая пошла в этом году в первый класс, и Наташу, которая еще ходит в садик. С удовольствием слушает бабушка стихи, песни внучек, а пятилетняя Наташенька танцует, нравится ей с ними общаться.
Нелегкая была жизнь у Ирины Ферапонтовны Бекешевой. В девять лет отдали ее в няньки, через год умер отец, позже — мать.
— Дом развалили, растащили, — вспоминает она, — жила у тетки, да все потом в работницах. Платили плохо, обманывали. В двадцать девятом году, когда у самой было двое детей, устроилась няней в больницу, муж работал в пекарне. В сорок первом году его взяли на фронт, прислал одно письмо, второе — похоронка. В войну в госпитале работала.
Немногословна Ирина Ферапонтовна, но красноречивы ее награды — медаль «Ветеран труда», медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
До сих пор помнит она голод в двадцатые годы, когда, чтобы выжить, семья поехала в Саратовскую губернию, где и жила три года.
— Мать с сестрой ходили на железную дорогу, на стройку, — вспоминает она, — чтобы что-то заработать.
Но на жизнь Ирина Ферапонтовна не жалуется. «Пока ногу не сломала, — говорит она, — сама ходила за дровами, а ногу подвернула на Казанскую, в церковь шла, а скользко уж больно было». Смотрит она, как и все, мексиканский сериал «Просто Мария», нравится ей эта красивая, добрая героиня. Очень рада она, что новый телевизор помогли ей купить — дочь и комитет социальной помощи на дому в лице Людмилы Ивановны Суворовой, и тумбочку под него современную купили. А мне понравились оригинальные половики у Ирины Ферапонтовны, она сама их связала.
Во многом схожа с предыдущими судьба Анны Осиповны Жуковой. Тоже ровесница века, тоже родилась в одной из талдомских деревень.
Жили небогато, — рассказывает Анна Осиповна, — крестьянствовали, отец болел, умер, когда мне было 13 лет, ногу ушиб плугом, тогда никакой медицины не было.
С семнадцати лет Анна Осиповна и пахала, и боронила, и жала, и косила, и стога метала. Когда вышла замуж, шили с мужем в Костине женские боты. В Ахтимнееве лен мяли и трепали.
— Когда жили на Горской, наверху дома была мастерская, там шили головные уборы. Раньше в каждом доме были кустари.
— В войну шили гимнастерки, брюки. Привозили рваные шубы, снятые с раненых. Из пяти одну собирали. За ранеными в госпитале ухаживали. Бинтов не хватало — у кого портянкой, у кого газетой рана перетянута. Везде больницы были — в бараках, в чайной. Кормили раненых, детей из разбомбленных городов, чем Бог послал, у меня капуста своя была. Принесешь — все расхватают. Кто шел на поправку, тех мыли в печке... Вот как жили, Господи, чего только не видели...
В сорок четвертом году Анну Осиповну наградили медалью «За оборону Москвы». Война унесла жизни ее двоих сыновей, потом умерла дочь.
Младший сын, когда уходил на фронт, сказал напоследок: «Мамочка, милая, труженица ты наша, никогда тебя не забуду, я вернусь...»
Эти его последние слова до сих пор звучат в ушах, говорит она.
Когда умерла дочь, осталась после нее полуторагодовалая внучка Оленька, для нее Анна Осиповна стала и матерью, и бабушкой сразу, и вырастила себе опору под старость, сердце не нарадуется, глядя на внучку. В школе Ольга училась на «отлично», была пионервожатой, потом в райкоме комсомола работала, в обкоме комсомола. Так и живет теперь в Москве, каждую неделю — вот уже десять лет — приезжает к бабушке в Талдом. Много раз хотела к себе в столицу ее взять, да не хочет она туда. Здесь пять могил, говорит...
— Раньше все время выписывала «Ленинское знамя», «Зарю», — говорит Анна Осиповна, — а теперь совсем плохо вижу, и ноги болят. В церковь сходить не могу. Ольга целую коробку лекарств накупила. Я ей за все так благодарна, как приедет, все суетится по дому, все сделает, и огород всегда при ней.
Что ж, вот такие заботы и радости у них, пожилых, и все-таки хорошо, что появился такой День в году, когда их чествуют, говорят теплые слова, ведь им так приятно, что о них помнят.

С. МАКАРОВА.
(Наш корр.).