В редакцию газеты «Заря» мы со специалистом Мособлкомприроды М. Крейндлиным и заместителем командира Дружины по охране природы биофаки МГУ А. Кочетковой пришли поговорить по поводу ежегодной публикации — напоминания о режиме заказника «Журавлиная родина».
Те, кто регулярно читал «Зарю», знает, как резко размежевались мнения: на одном полюсе — сторонники создания заповедника, на другом — ярые его противники. Удивительно, но среди противников сплошь оказались охотники — люди, которые традиционно считаются знатоками и любителями природы. Но ни хорошего знания родной природы, ни любви к ней в упор не видно ни в одном из их весьма запальчивых, местами даже не сдержанных, выступлений. Давайте посмотрим, что они говорят...
Прежде всего, все противники заповедника хором утверждают, что никакой ценности территория существующего заказника «Журавлиная родина» и проектируемого здесь же участка Подмосковного заповедника не представляет: и болота, дескать, самые обычные, и журавлей-то там никаких нету, и вообще все давно уже человеком изгажено и охранять тут нечего. Председатели охотобществ В. Агашков и В. Гогаев в своем письме «Долой заповедник!» («Заря», 13.10.92 г.) так прямо и утверждают: «Никакой уникальной научной и другой ценности данный болотный массив не представляет. Это типичный пойменный болотный массив, которыми изобилует наша Московская область». Им вторят директор заготконторы А. Бутенко («Туда — нельзя, сюда — нельзя», «Заря». 7.11.92), охотник И. Сидниченко («Разбитого не склеить», 28.10.92) и общественный инспектор охраны природы А. Кузнецов («Заповедник просим отменить»; 16.12.92).
Да, не согласиться с И. Сидниченко и А. Бутенко нельзя: природа долины Дубны сильно пострадала в результате человеческой деятельности. Однако, значительные площади болот сохранились. И все это отлично знают: не на поля же акционерного общества «Север» ходят господа охотники клюкву собирать. Именно на сохранявшихся еще болотах и существует заказник, именно здесь проектируется и заповедник. Не стоит бить себя в грудь и кричать, что преступление — отбирать у «Севера» его поля, в которые вложили столько денег и которые едва не полрайона кормят. Ни гектара полей акционерного общества никто в заповедник включать и не собирается. Потому и не возражает руководство «Севера», что расстается оно лишь с болотами, за которые только лишние налоги платит.
Говоря про разрушение человеком поймы Дубны, не грех вспомнить, что первоначально осушить и отдать под поля совхоза «Северный» предполагалось все оставшиеся болота. И деньги народные намеревались потратить еще большие, чем те, о которых поминает И. Сидниченко. Но что-то никто из господ охотников голос свой в защиту природы не поднял. И только «заинтересованные, отдельные ученые мужи», которых так клеймят Агашков и Гогаев, и «им способствующие соответствующие организации» (имеется и виду, наверное, студенческая Дружина по охране природы биофака МГУ — больше-то никто не «способствовал») один на один встали на борьбу с сомкнутым фронтом хозяйственников и чиновников... И победили, создав заказник «Журавлиная родина», на территории которого уничтожение природы было остановлено. Лично зная многих на этих людей, хочу сказать, что на месте Агашкова и Гогаева писать о личной корысти я бы постыдился. «Что изменилось за это время на территории заказника?» — спрашивают авторы письма «Долой заповедник»: «Да ничего...» А могло бы измениться: стать столь же исковерканным, как и в других местах — и ни клюквы бы, ни уток, ни лосей давно бы уже здесь не было.
Теперь необходимо отдельно сказать о ценности самих болот и о журавлях. Здесь противники заповедника — не знаю, искренне или намеренно, — демонстрируют вызывающую удивление неосведомленность. Прежде всего, Московская область вовсе не изобилует подобными болотными массивами, как это утверждают Агашков и Гогаев. Таких массивов у нас больше вообще нет. Только та часть, которая находится в пределах Талдомского района, — крупнейший массив из сохранившихся в области. Да, болота эти типичные, то есть когда-то они были обычны для нашей земли. И в этом их особая ценность. В том-то и состоит парадокс сегодняшних дней, что бывшее когда-то типичным повсеместно губится и исчезает.
В первую очередь, именно для сохранения этого типичного, а ныне уникального массива и создается заповедник, а не только для изучения, как пишет А. Бутенко, «нескольких пар журавлей». Журавлей, кстати, здесь гнездится не так уж мало. Данные, которые приводят в защиту заповедника Б. Ковалев («Виват, «Журавлиная родина», 17.10.92), полностью соответствует действительности: Почти пятая часть всех журавлей Московской области гнездится здесь. И ничуть не погрешил против истины Михаил Пришвин, описывая утренние крики этих птиц на гнездовьях. Заблуждается как раз И. Сидниченко, утверждающий, будто журавли на гнездах никогда не кричат. Кричат! Более того, специалисты-биологи могут по крикам определить расположение и количество гнезд. Что же касается осени, то Талдомское предотлетное скопление журавлей, которых здесь собирается в разные годы от полутора до трех тысяч, это не просто «скопление журавлиных стай... во время массовых пролетов», как пишут Агашков и Гогаев. Предотлетное скопление — особое явление: здесь журавли собираются с мест гнездовий, разбросанных по огромной территории, и держатся довольно долго. Именно здесь происходит формирование стай, накопление сил перед полетом. Не краткая остановка на чужбине, а неспешные сборы в долгий путь с родной земли.
Но не только журавли и, весьма, кстати, крупная колония цапель, сохранились из редкостей в Дубенских болотах. Здесь гнездятся большой кроншнеп и большой подорлик — виды, включенные в Красную книгу РФ, а также дербник, охраняемый согласно международной конвенции об угрожаемых видах. Из редких и охраняемых растений здесь встречаются: морошка, клюква мелкоплодная, березы приземистая и карликовая, различные виды орхидей.
Основным аргументом противников заповедника во всех статьях звучат интересы рядовых охотников: семь тысяч человек, дескать, совсем без охоты останутся. Во-первых, вслед за Ю. Елисеевым («Последний дятел или разговор начистоту», 09.12.92) позволю себе выразить сомнение по поводу того, насколько эти цифры отражают реальную, а не номинальную массовость охотколлективов. Во-вторых, ни за что не поверю, что именно на 6300 га будущего заповедника в Талдомском районе охотятся на лосей 7000 охотников (меньше чем по гектару на человека, получается). Как там тогда, вообще, хоть что-нибудь сохранилось?
Доводы А. Бутенко о том, что численность лосей, кабанов и др. охотничьих животных необходимо регулировать во избежание перенаселения, заболеваний и прочих напастей, кажутся странными, когда, абзацем ниже он пишет, как доблестно Талдомские охотники истребляют волков, могущих служить естественным регулятором численности копытных. Кроме того, площадь проектируемого заповедника слишком незначительна для лосей и кабанов, преодолевающих большие расстоянии. Он может служить им лишь временным убежищем, из которого они при перенаселении легко мигрируют в другое место.
Вообще же, диву даешься, когда читаешь и у Агашкова с Гогаевым, и у Бутенко, и у Кузнецова про то, как охотники выполняют функции заказника, охраняя зверей и птиц, проводя биотехнические мероприятия и т.д. Но сами же авторы разоблачают свои домыслы, демонстрируя истинную эффективность охотничьей работы. Так А. Кузнецов пишет, что на борьбу с браконьерством в угодья направлялись 60 бригад, которые за 9 месяцев выявили «ряд нарушений правил охоты» и наложили штрафов на... 1000 руб., а взыскано было — всего на 300 р. Даже по ценам прошлого года что-то маловато для 60 бригад. Несложно подсчитать, сколько браконьеров удалось изловить столь крупными силами.
Из поднимаемых противниками заповедника вопросов лишь один является по-настоящему серьезным. Это вопрос о сборе клюквы. К сожалению, сохранившиеся болота являются лишь небольшой частью существовавших когда-то клюквенных угодий, в которых веками собирали клюкву местные жители. Население же района с тех пор сильно выросло, да и из Москвы на машине ехать стало совсем близко. Проводимые наблюдения убедительно говорят, что болотный массив не справляется с подобной нагрузкой: под ногами сотен людей болота разрушаются и деградируют. Как показывает практика охраны заказника, большая часть тех, кто рвется на болото, — приезжие. Именно они создают основную нагрузку. Всю область клюквой, однако, здесь не прокормить. Поэтому в режиме существующего заказника введено ограничение: сбор клюквы разрешен только после 1 октября и только жителям Талдомского района.
Что же касается будущего заповедника, то проектировщики ясно отдают себе отчет в том, что полностью запретить сбор клюквы невозможно. Однако его можно и нужно научно обоснованно регулировать. По рекомендациям научных сотрудников можно поочередно открывать для посещения местными жителями то один, то другой участок болота. Один год, например, собирают клюкву только на Куниловском болоте, а Костолыгинское — отдыхает. Другой год — наоборот.
Режим биосферного заповедника (а Подмосковный государственный заповедник именно биосферный) это позволяет, вопреки тому, что пишет про него Талдомское охотничье начальство. На подобной основе, кстати, могут решаться и вопросы регуляции численности лосей и кабанов.
В заключение хочется искренне поблагодарить Б. Ковалева и Ю. Елисеева, а также Т. Собцову, В. Гусихина, А. Чуркина и всех других, написавших в газету и выступивших в защиту заповедника. На редкость приятно сознавать, что ты не одинок о своих убеждениях. Д. АКСЁНОВ,
выпускник МГУ,
член Дружины по охране природы. |
