Хоть и трещат еще на дворе «крещенские» морозы, загоняя все живое в тепло, все-таки идет февраль—последний месяц зимы. Побуянит, пошумит он, да ничего не поделаешь: надо дорогу уступать и весне...
Неспокоен февраль. Много о нем говорят недоброго. Тихо да смирно не посидит. Любит блудить да буянить. Поднимет на ноги ветер,- взбудоражит все вокруг, заиграет поземкой—и потекут снега с места на место, что вода по реке широкой. Ни дорог, ни тропинок не оставит.
А в лесу — сущая суматоха; гнутся до земли деревья, трещат и ломаются голые промерзлые сучья. А то вдруг оторвется подгнивший корень—и с глухим ропотом рушится вековой великан, вырывает с собой вместе глыбу земли, и берлога готова: три медведя поместятся в ней.
Как-то раз один старичок мне сказывал: «У февраля доля незавидная: у зимы последним месяцем числится, потому он и блудит, что землю-матушку будит. Надо, чтоб она к весне глаза открыла. Да тяжко, глубоко спит кормилица... Вот февраль и злится и бесится, без устали тормошит да качает, боится, чтоб ко времени не опоздать...»
А сколько поверий и легенд складывалось в старину, навеянных вот такими февральскими вьюгами... Жмутся друг к другу дети у жарко пылающей печурки, а рядом с ними старая-старая бабушка. За стеной бушует метель, рвется в трубу и воет. Бабушка прислушивается и тихо говорит внукам, что на дворе неладно, люди да подводы в пути бьются, а ведьмы да домовые путают их, с дороги сбивают... «Слышите, как злится проклятая!»—«Бабушка,— спрашивает внук, — а ты сама ведьму видела?»— «Видела, внучек. видела... У нас давным-давно жила такая в деревне. Как только понесет в ночь метелью или закружит вьюгой — ей тут и праздник! Скорей на метлу садится да из дому в трубу—летит народ крещеный на дорогах морочить...» Верят внуки, верят всем выдумкам старой и еще теснее и боязливей жмутся к ногам старушки...
Так рождались и долго жили поверья и небылицы...
Но время бежит. День заметно догоняет ночь, а чуть солнце проглянет—на припеке сосульки растут.
В природе наступает оживление. Начинаются лисьи свадьбы. Оставляют они в покое своих мышей — не до еды! — и целыми днями парами гоняются друг за дружкой... В конце месяца при наступлении теплой погоды в тихую ночь звонко гукают зайцы, ища подруг... Постепенно разбиваются тетеревиные стаи: курочки — в свой хоровод, петушки — в свой. А по утренним зорям по краям моховых болот, где в небо упираются сосны, старый глухарь пробует свой голос...
Все реже встречается и кумачовый снегирь—«живой цветок». Эта милая птичка день за днем исподволь подвигается к себе на родину—на север...
С. ПИМЕНОВ.
дер. Ахтимнеево. |
