Николай Александрович Семёнов старожил нашего района. За его плечами — большая интересная жизнь. В пятидесятые годы прошлого века он сотрудничал с газетой «Коллективный труд» (нынешняя «Заря»), в конце шестидесятых был литературным сотрудником районной газеты.
Н. Семёнов известен своими бесхитростными рассказами, написанными, как правило, на документальной основе. Предлагаем читателям один из них.
В.А.Страхов обнаружил пребывание знаменитой водоросли «Кладофора соутери», известной до сих пор только в Заболотском и Васильевском озёрах.
Журнал «Башмачная страна»
Бывший машинист Борис Фёдорович Дмитриев был высокого роста, широкоплечий, сутуловатый, с костистыми прокопчёнными ладонями. Лицо его было в крупных морщинах, обветренное, а глаза молодые. Он был чудесным рассказчиком, его можно было слушать часами. Говорил он глуховатым голосом, покашливал, курил папиросы «Беломорканал». В посёлке Вербилки он прожил всю жизнь, всех старожилов знал, и все его знали. Однажды он рассказал, как подростком участвовал в походе местных краеведов на Заболотское озеро.
- В двадцатые годы, — говорил он, — наш посёлок был раза в четыре меньше, чем сейчас, а вот имели мы тогда четыре футбольные команда, три волейбольные, акробатическую и гимнастическую секции, команду городошников, туристскую группу, лодочную станцию на реке Дубне и большой актив парней и девушек, готовых при первой необходимости бескорыстно выполнить любое задание главного поселкового энтузиаста всех перечисленных видов спорта Константина Александровича Крутецкого.
Когда я перешёл из школы первой ступени во вторую, моя мать купила мне фотоаппарат. Я стал владельцем небольшого оклеенного чёрным дерматином ящичка с матовым стеклом и шестью кассетами для фото-пластинок. Объективом фотоаппарату служила одинарная линзочка, диафрагмой — поворотный диск с несколькими отверстиями разных диаметров. Затвор был пружинный, с постоянной скоростью.
Сделал я несколько снимков, более или менее удачных, показал товарищам, таким же подросткам, и... прослыл на своей улице фотографом. Вот тогда-то прямо на улице посёлка меня остановил Крутецкий.
— Ты что, фотографировать умеешь? — спросил он. Я кивнул.
— Тогда давай договоримся.
Крутецкий привёл меня в спортивный зал клуба и познакомил с парнями из туристической секции. Всех их я знал и раньше, но они были повзрослее меня. Крутецкий ввёл меня в группу как равного.
А через несколько дней он отправил нас в поход по изучению родного края.
— Вот вам туристическая путёвка, — Крутецкий передал её старшему нашей группы. В ней были записаны наши фамилии, заверенные печатью поссовета, а также то, что мы пешим порядком направляемся на исследование Заболотского озера. Ко всем представителям Советской власти на пути нашего следования — просьба оказывать нам помощь в подыскании ночлега и организации питания.
— Придёте на озеро, оглядитесь хорошенько, — наставлял нас Крутецкий. — Посмотрите, какие у озера берега, какое дно, где что растёт. Есть на этом озере древняя водоросль, сохранилась она в нашем крае со времени ледникового периода, называется «Кладофора соутери». Увидите на озере: плавают шары. Сделайте снимки. Когда станете возвращаться назад, возьмите несколько шаров для коллекции и на привалах, на ночёвках обязательно опускайте шары водоросли в воду.
Днём, в самую жару, не ходите, отдыхайте. Время для пути выбирайте рано утром и к вечеру...
В конце наставлений Крутецкий обратился лично ко мне:
— Матери твоей я скажу, чтоб отпустила тебя и не беспокоилась.
И начался наш поход. Шагали мы к Заболотскому озеру незнакомыми дорогами, проходили незнакомые деревни, руководствовались маршрутной картой, вычерченной для нас Крутецким.
Ночевали в деревнях. Тогда в них было много домов крытых соломой, а дворы при домах все были под соломой. Но жители были организованны. Осталась привычка с царских времён. В деревне были ответственные лица — десятские, носившие бляху с номером и надписью «десятский». Они обладали правом ставить на постой в деревне всех проходящих. При этом соблюдалась очередь. Распоряжения десятского были законом. Хозяевам, принявшим людей на постой, полагалось их покормить. Делалось это без принуждения, люди были милосердны, гостям бывали рады. Ведь не было в деревне ни радио, ни телевидения. Гость-постоялец мог рассказать многое, что было для селян новостью.
Одно нас в дороге беспокоило — клопы. Клопы были во всех избах, а тараканы — во многих, причём не «прусаки», а чёрные. Большие, усатые и вполне безобидные. Заляжешь спать на русскую печь, они по стенке ползают, шуршат. А вот клопы обычно с потолка падали и так шпарили, моченьки нет!..
Трое суток провели мы в пешем походе и добрались до Заболотского озера. Глядим, вода в нём чистая-пречистая, тихая, словно стеклянная. Погода стояла жаркая, полдень, лето в разгаре, а от озера стужей веет. Сквозь многометровую толщу воды отлично видно дно. По поверхности озера действительно, как говорил Крутецкий, плавают какие-то шары. На вид они словно темнозелёным бархатом обёрнуты. Размеры шаров разные: от биллиардного шарика до арбуза. Дно озера сильно каменистое, тоже сплошь шарами покрыто. А некоторые в толще воды плавают.
• Между прочим
Кладофора шаровидная
Cladophora aegagrophila (aegagropila sauteri) — практически единственный для пресноводного аквариума представитель первичноводных растений-водорослей, имеющий декоративное значение. Кладофора, или эгагропила, не образует спутанные обрастания, а формирует ярко-зелёные шары, размер которых за одно-два десятилетия достигает 10-20 см в диаметре. В продаже обычно встречаются шары диаметром 3-5 см.
В аквариуме бархатные шары находятся обычно на дне, где своим необычным видом производят великолепное впечатление. Рекомендуется периодически переворачивать шар, чтобы сохранить его форму. Необходимо оберегать водоросль от мути и обрастаний другими водорослями.
Размножение - делением шара.
Обнаружили мы у берега маленький плотик и с его помощью выловили несколько шаров. Когда разломили один, оказалось, что внутри он полый. Тело шара состояло как бы из длинных иголочек. Поверхность напоминала войлок, шар был мягкий, но упругий.
Уже тогда в излучине озёрного берега что-то рыл трудяга-экскаватор. А вернувшись домой, мы узнали, что часть воды из Заболотского озера, а вместе с ней и кладофору, спустили. А озеро-то было большим: лес на противоположном берегу был чуть виден.
Ну, а в тот раз набрали мы «шаров» и пошли назад в Вербилки. Маршрут изменили по совету старожилов. На первом же ночлеге старик-хозяин избы позвал сына, диковатого мужика.
— Ванька, чай, по болоту-то ходют? — спросил старик.
— Давно ходют, — ответил сын.
— Так ты проводи робят, — распорядился дед. — До тропы проводи.
Диковатый проводник повёл нас сумрачным сырым лесом, который, чем дальше, тем заметнее, мельчал, пока не исчез совсем, уступив место кустарникам и зарослям высоченных дудок. Под нашими ногами зачмокала вода, а когда мы выбрались из кустов, справа и слева обступили нас тростники.
— Теперь ступайте прямо, всё прямо, — сказал наш провожатый, — тут другой дороги нет. Идите, покудова не доберётесь до сухого берега.
Дальше мы пошли одни. Тростник с боков тропы становился всё гуще. В стороне от нас поблескивала чистая вода, в ней плавали утята, по листьям болотных трав, не обращая на нас внимания, бегали болотные курочки, где-то кричали журавли. Раза два ухнула выпь и замолчала.
Настроение у нас был неважное. Мы понимали, что забрели в болотную глушь. А что впереди? Жерди, которыми была выстлана тропа, закончились, ноги вязли в шоколадной болотной жиже. Из болотного нутра на поверхность выпучивались пузыри газа. Один из наших парней ухнул в жижу по пояс. Мы остановились. Впереди была тина без намёка на тропу. Перспектива возвращаться назад нас не радовала.
И тут появился наш спаситель — мужичок в рубахе распояской, в домотканых портках и в лаптях. Он нагнал нас на тропе.
— Что рты поразевали! — сказал он. Небось боязно? Русь, не трусь!..
Он снял портки и смело полез в торфяную жижу.
— Айда за мной! — крикнул он.
Через полчаса страхов, преодолев ухабистую болотную жижу, мы выбрались на сухой берег.
Всё-таки мы принесли в Вербилки для коллекции таинственную водоросль, но она не прижилась. Теперь о «Кладофоре соутери» мало кто помнит. А интересное было явление. Машинист промолчал.
— Всё уходит в прошлое, — подвёл он итог и закурил очередную папиросу.
Н. СЕМЁНОВ |
