Еще подходя к Никулкам, замечаю: за жердевой изгородью на правом высоком берегу Дубны пасется внушительное стадо овец. Рядом — среднего роста сухопарый мужчина, жадно просматривающий сложенную вчетверо газету. Сразу же идти в деревню надобность отпала: кому, как не Фуксину, к которому я ехал, в этот ранний час быть на пастбище, недавно отвоеванном для самостоятельного крестьянского хозяйства. — Виктор Михайлович? — Да, Виктор Фуксин, коренной житель этих мест. А с кем, собственно, имею честь разговаривать? Так мы, наконец, познакомились окончательно. О «деле» Фуксина, которым занимались не только сельсоветовские, районные, областные; но и всесоюзные инстанции, я пишу в «Заре», когда основные проблемы разрешились. «Дела», в общем-то, никакого не было. Просто Виктор Михайлович, опередив время, чуть ли не первым в нашем районе востребовал землю под фермерское хозяйство. Ну и было же мороки у семейства Фуксиных по этому поводу! С другой стороны, и «начальство» надо понять. Будь на месте нарождающегося фермера какой-нибудь полуграмотный дедок — ему сумели бы объяснить несвоевременность «эксперимента». С Фуксиным дело было посложнее. Выпускник Тимирязевской сельхозакадемии, управляющий свиноводческим отделением совхоза «Комсомольский», затем управляющий отделением в совхозе «Правда», главный агроном совхоза «Головково» и главный агроном в совхозе «Нара» Наро-Фоминского района, госинспектор республиканского Министерства заготовок, а вскоре — главный специалист Министерства сельского хозяйства СССР, впоследствии — начальник отдела Министерства пищевой промышленности РСФСР и главный специалист отдела Института картофельного хозяйства республики, он к пятидесятилетнему рубежу своей жизни вдруг променял все это на уединенную жизнь в родных Никулках, решив на индивидуальных началах заняться овцеводством. В деревне по этому поводу благожелатели говорили: «Почувствовал человек зов крови». И, действительно, Фуксины исстари крестьянствовали в этих местах. Мать агронома, Анна Алексеевна, например, в годы войны была председателем местного колхоза. Отец, Михаил Васильевич, работал в полеводстве, был скотником. 82 года человеку, а подошел он к моему приезду в Никулки с пониманием дела. Поначалу «попотчевал» стариной. — В этом самом месте, — сказал Фуксин-старший, — по утрам когда-то пели петухи сразу трех губерний, поскольку Вотря относилась к Тверской, Глинки — к Московской, а Никулки и Аймусово — к Владимирской. Его сын, увлекшись, широкими взмахами рук показывал мне выпасы их домашней фермы. А Михаил Васильевич у меня под боком грустил о том, что река за последние семьдесят лет обмелела, стало мало рыбы, после осушения болот поубавилось клюквы, черники, грибов, да и воды в колодцах стало явно меньше, чем в былые годы. Но главное — изменились люди. Один остался он в живых из стариков — сверстников. А как умели они сообща работать и дружно отдыхать! На каждом подворье стояла лошадь, обязательно корова, а то и две, росла куча ребятишек. У Фуксиных были овцы. Наверное, отсюда прорезалась страсть сына Виктора, который сейчас на этом береговом приволье изливает мне душу о недавних своих фермерских бедах. Овцеводство — занятие прибыльное, — с жаром говорил Виктор Михайлович, поочередно загибая один за другим пальцы. — Это и мясо, и мех, и шерсть. Все нынче в большом дефиците! Но овечкам нужен простор, а, стало быть, встает вопрос о выпасах. Дом Фуксиных — второй с края деревни, с трех сторон окружен полем, однако, заметим, совхозным. Пасли здесь коров, и каждый день гоняли мимо подворья стадо с Глинковской фермы. Виктор Михайлович обратился в райисполком с просьбой выделить ему фермерский надел в 2-3 гектара, но обязательно примыкающий к его дому. Однако тут же воспротивилась администрация совхоза «Комсомольский»: Фуксин замахивался на место прогона скота. «Граждане вы мои дорогие! — доказывал овцевод, которого подобные возражения буквально резали под корень. — Прогонять стадо без ущерба можно с другой стороны деревни!» На этом тем не менее дело застопорилось, но Виктор Михайлович оказался твердым орешком. По поводу своих затруднений коммунист с 1962 года обратился в райком и обком партии, в ЦК КПСС. В Никулки зачастили комиссии. Солидные руководители топтали траву на дубненском берегу, мерили его шагами, обещали помощь. Но все это оставалось на бумаге, пока не вышел республиканский закон о крестьянском (фермерском) хозяйстве. Словно на крыльях, явился Фуксин к Виктору Григорьевичу Ступину — председателю исполкома Глинковского сельского Совета. Вскоре сельсовет рассмотрел просьбу Виктора Михайловича, а сессия уже районного Совета дала окончательное «добро» на выделение фермеру трех гектаров земли. Порадовались Фуксины переменам, однако подсчет показал, что на корову, нетель и более чем 50 овец этого маловато. И вновь пишет неутомимый Виктор Михайлович заявление в земельную комиссию райсовета. Депутаты связываются с новым директором совхоза «Комсомольский» Василием Григорьевичем Костяным: «Помочь надо человеку...» В результате еще два гектара вот этого поля за деревней, на котором мы сейчас стоим, обдуваемые неласковым после дождя ветром, отписываются «фазенде» Фуксиных. Итого — пять гектаров. А еще Виктор Михайлович вправе рассчитывать не менее чем на пять гектаров покосов, наверное, в районе Аймусова или Вотри. Вот только с техникой у него плоховато. Однако вступление в апреле в Московский крестьянский союз придает надежды на то, что новая организация со временем поможет ему закупить малогабаритную технику. Пока же для вспашки того же картофельного поля приходится выписывать трактор в совхозе. Урожай картофеля у Фуксина всегда отменный, и он с ним поступает так: необходимое оставляет на подворье, а где-то около двух тонн ежегодно сдает в Запрудненское потребобщество, имея за это взамен дефицитные товары. Однако где же реализует Виктор Михайлович свою основную продукцию — баранину, шерсть, шкуры? Логично было бы предположить, что в Талдомской заготконторе. Но, думая так, я ошибался. Фуксинская продукция по договорам попадает в заготконторы Тверской и Ярославской областей, где закупочные цены, оказывается, выше. В Талдомском райисполкоме товарищи уже обещали рассмотреть вопрос об изменении закупочных цен, а пока в Никулки по-прежнему нет-нет да и наведываются автомашины из тех же Кимр, увозя от Фуксиных ценный груз и оставляя здесь комбикорма и деньги. Не удерживаюсь от легкого укора по адресу Виктора Михайловича. Дескать, не видно его баранины, скажем, на том же запрудненском рынке! Хозяин фермы, улыбаясь, обещает подумать: с соседями у него всегда были хорошие отношения. О росте же стада овец, о чем я затем спрашиваю, пока что говорить преждевременно, все упирается в выпасы. А силушка для этого дела у Фуксина есть! Виктор Михайлович загорел, кажется, до черноты. В чем только душа его держится! Встает, если надо, и в четыре, и три утра. Отдыхает урывками. Ест по-походному. И вместе с тем чувствует в теле легкость необыкновенную. Наверное, сказывается душевный подъем. Наконец-то он получил в свое распоряжение землю, которую последнее время ждал, как манну небесную. Теперь наступило время выполнения задуманного. Г. СИЗОВ. (Наш корр.). |