Дмитрий Петрович Давыдов почти всю жизнь прожил в Талдомском районе. Отлучался только на время войны, да после ее окончания, когда служил в Западной Украине (до конца 1949 года).
Родился он в 1925 году в большой и дружной семье в д. Сергеевка. У него трое братьев и две сестры. Вера стала хорошей портнихой, Галина — заслуженный работник культуры, старшие братья получили высшее oбpaзoвание. Алексей работал на авиационном заводе, потом заместителем директора НИИ. Николай — штурманом в военной авиации, а Анатолий стал директором электростанции г. Конотопа. Многие помнят отца Дмитрия Давыдова, организатора инвалидной обувной артели. Супруга нашего героя, Лидия Федоровна, — медсестра.Эта семья много потрудилась на благо района.
Дмитрию Петровичу 76-й год, но он по-молодому стремителен в движениях, быстро говорит, не забывая слов. Однако его пришлось уговаривать рассказать о своей жизни, в том числе и на войне. Чувствовалось, что вспоминать ему тяжело. Когда говорил о том, как рядом с ним погибли два его товарища, глаза влажнели.
На фронт он ушел из девятого класса школы. В декабре 1942-го его привезли в Гороховецкие лагеря, где одновременно готовились к отправке на фронт тысячи новобранцев. Только в школе снайперской подготовки было их две тысячи и среди них — он, веселый запевала и балагур.
Многие воины, с которыми мне довелось беседовать за долгие годы журналистской работы, говорили, что условия пребывания в этих лагерях были очень тяжелые. Кругом — пески. Даже травы почти не было. Солдаты пытались есть зеленые верхушки сосен. Но все эти трудности Дмитрий перенес без надрыва. Его отец хлюпиков не терпел и требовал от сыновей, чтобы росли настоящими мужиками. Дмитрий старался быть таким и не жаловаться.
— Стрелять нас заставляли от зари до зари. — рассказывает Д Давыдов. — У снайпера правая рука должна быть стальная, чтобы не дрогнула в боевой обстановке. Чему-чему, а стрельбе нас научили. За минуту — десять прицельных выстрелов. В Гороховецких лагерях мы пробыли до осени 1943 года. В 18 лет я стал командиром отделения снайперов, воевал на 3-м и 4-м Украинских фронтах в 195-м стрелковом полку 88-й стрелковой дивизии. Где место снайпера на войне? Впереди первой цепи, в 200-300 метрах от немецких окопов. Мы обычно сидели в специально вырытых ямах, перебегали или переползали из одной в другую и набюдали, засекая пулеметные гнезда. Нашей задачей было стрелять в немецких пулеметчиков, когда наши пойдут в наступление.
— А что самое тяжелое на войне?
— Подняться и поднимать людей в атаку. Видел не раз, как лейтенант кричит: "Вперед!", а молоденькие солдаты боятся. Помню, одного узбека лейтенант только подтащил к брустверу, а два других опять на дно траншеи скатились. И вот тут находится один, поднимается первым, и уж потом, когда цель поднялась, все бегут вперед, хоть и понимают, что под пули.
Наши снайперы, конечно, сами выходили на переднюю линию, за шиворот никто не тащил.
— Страх — чувство, присущее всем. Что же вас вело?
— Надежда, что спрячемся, что пули мимо пролетят.
— Бывало, что засекали?
— Конечно.
— И что тогда?
— Перебираешься в другой окопчик или уже в открытую бежишь к своим: убьют так убьют. Меня смертельные пули миновали, а вот друга моего талдомского, Бориса Волкова, убило на моих глазах. Сидели в одном окопе, наблюдали за немцами. Все их огневые точки на карту занесли, задание выполнили. Надо было тихонько отойти. Тем более, что темнеть начинало. Чуть бы подождать...А он решил напоследок немецкого пулеметчика снять. Да, видно, мы тоже были у них на прицеле. Как только он выстрелил, со стороны противника ударили по нему — прямо в голову. Потом много раз приходилось видеть гибель товарищей. Но тут я был так потрясен, что долго не мог придти в себя. Тяжело было потом его родным рассказывать, как кухня приехала, как мы ужинать собирались. Есть очень хотелось. Обычно снайперы не брали с собой сухой паек, только винтовку, пистолет, кинжал, маскхалат, бинокль. И зачем он выстрелил тогда?..
Это было на Украине. А в Венгрии похоронил я еще одного товарища. Мы с ним разговаривали. Вдруг просвистел снаряд. Он замолчал. Я оглянулся, а ему голову снесло. Когда видишь такое, ярость охватывает, хочется мстить за своих ребят.
— Вы были дважды ранены, Дмитрий Петрович, в одном бою. Награждены орденом "Красной Звезды". Расскажите, как это произошло?
— Мы сидели в траншеях, отбивали атаки немцев. Вдруг — совсем недалеко немецкие танки, бьют шрапнелью вдоль траншей. Значит, скоро начнут нас утюжить. Мы стали перебираться по ходам и на перекрестке траншей увидели, что из-за кургана прямо на нас идут и другие танки. Поняли, что окружают. Я бросился бежать, увидев почти рядом с собой рыжего немца с гранатой в руках. И сразу—взрыв, рука моя повисла, но в шоке я пробежал еще метров тридцать. И снова взрыв. Что-го горячее вонзилось в спину, я упал и на меня кто-то навалился. Этот боец меня спас от гибели, приняв на себя град осколков. Я потерял сознание и очнулся в госпитале. Врач сказал, что мне повезло. Пуля прошла через предплечье в трех миллиметрах от аорты, а то бы я истек кровью. И рана на спине была близко от позвоночника, но осколок на задел его. Вытащил хирург осколок величиной с палец (он торчал над поясницей) и подарил на память. Но лечиться пришлось долго в разных госпиталях в Днепропетровске, Краматорске, Гурджаани возле Тбилиси: открывалась то одна, то другая рана. Признали меня негодным к строевой службе, направили в медицинское училище в Тбилиси. Это был уже 1944 год. Прошел я шестимесячные медицинские курсы. Был там комсомольским вожаком, и меня оставляли работать в тылу, но я просился на фронт.
И вот уже в должности старшины медицинской службы попал под Будапешт. Вытаскивая с поля боя раненых, видел страшное дело войны. Некоторые бойцы погибали оттого, что их долго приходилось тащить, а им требовалась неотложная помощь. Я рискнул приспособить лошадь для вывозки раненых. Очень трудно было заставить ее ехать навстречу огню. Зато когда я грузил раненого на дровни и стегал лошадь, направляя в расположение части, она бежала очень резво, и за минуты доставляла раненого к медицинской палатке. А я в это время успевал перевязать других, которые еще могли подождать или передвигаться самостоятельно.
Медсанчасть — не снайперское подраделение, но и медикам приходилось быть в гуще боя. Однажды нашу роту оставили для прикрытия основных сил, которые переправились через канал неподалеку от озера Балатон. Немцы наседали. Основные силы были на противоположном берегу. Я взял у бойца винтовку и стал отстреливаться. Вспомнил снайперские навыки. Немцы то останавливались, то приближались. Силы были неравны, они нас окружили. Оставался один путь — в ледяную воду канала. Льда уже не было, хотя на берегу лежал снег. Мы решили плыть, надеясь, что нас скроет густой туман. Сбросил я сапоги, лишнюю одежду, разбежался — и в воду. Помогла мне спортивная закалка — почти доплыл. Смотрю, наш комбат под огнем стоит на берегу и бросает веревки тем, кто подплыл к берегу. Ноги у многих сводило от холода, и они у самого берега начинали тонуть. С какой благодарностью хватались бойцы за спасительную веревку: не бросил комбат, не забыл своих ребят, батяня! Немцы с того берега ладят понтоны в погоню за ротой, но наши ударили по ним, не пустили. Однако выплыло всего человек тридцать, а с полсотни осталось на дне этого канала. Мы тут же начали леденеть на холодном ветру. Командир сказал, чтобы бежали в ближайшую деревню. Я бежал босиком по подтаявшему снегу несколько километров Что интересно, даже не простудился. На войне не болели. Болезни подступили в мирное время, а тогда одели нас кого во что. Когда командир за нами приехал, долго хохотал: "Ну и банда!"
Всё это было, когда немецкое командование хотело утопить в Дунае войска, воевавшие под командованием генерала Федора Ивановича Толбухина. Немцы прорвались к нам в тыл на 70 километров. При отступлении мою шинель иссекли в клочья осколки, но только два попали в голову и ладонь.
Вместе с бойцами нашего батальона и санитарным взводом я участвовал во взятии Будапешта. Проходили не по улицам, a по подземным ходам и подвалам домов, штурмовали королевский дворец, но не разрушили его. Потом мы попали в Вену, в Альпийские горы, где и застала нас радостная весть о Победе. Нас привезли на отдых в город Баден-Баден. 10 дней мы блаженствовали у горячих источников. Меня как раз мучила малярия.
Потом нас повезли на поезде на восток. Отъехали недалеко, километров 200, и армия получила приказ: следовать дальше пешком. Видимо, составы нужны были для вывоза из Германии оборудования по контрибуции.
Три месяца по жаре мы добирались до Гайсина (это недалеко от Винницы). Прослужили там два года. Потом — Черновцы, города Станислав и Стрый. Боролись с украинскими националистами. Домой вернулся в 50-м году...
Л. СОБОЛЕВА.
(Наш корр.) |
