— Юрий Филиппович, вы ушли на фронт добровольцем, какие фронтовые дороги особенно запомнились вам?
В боях я участвовал с весны 1944 года. Первый бой был под Тирасполем. Нам надо было взять Суворовский курган у разъезда, там еще деревушка была, но названия не помню. Запомнилось только, что вся округа утопала в яблоневом цвету. А до этого мы в страшную распутицу с самоходными боевыми установками добирались до города 400 километров, потому что все железнодорожные линии были взорваны. Прибыли измученные, но уже на закате вступили в бой. Как командир орудия я распорядился подобраться поближе к деревушке, откуда сильно били пулеметы и минометы. Мы выпустили около 50 снарядов. Били по пулеметным гнездам. Создали сильную панику у немцев. Пулеметы замолчали.
Но в нас прямой наводкой ударила немецкая пушка с короткого расстояния. Механику оторвало ногу, ранило в колено заряжающего. Мы их оттащили в укрытие, а наша машина загорелась. Потом третья прорвавшаяся в деревню самоходка накрыла огнем немецкую пушку.
За этот бой двое раненых из нашего экипажа были награждены орденами, а заряжающий и я получили медали «За отвагу».
— Вы воевали в то время, когда Красная Армия осуществляла крупные наступательные операции. Вам пришлось в них участвовать?
— Да, в Ясско-Кишиневской. Началась она в один из дней августа, утром, как только взошло солнце.
Мы видели, как над передним краем летели на запад штурмовые самолеты. По сигналу ракеты мы двинулись в атаку. На первой и второй линиях обороны немцев сопротивление было слабое. А километров через пятнадцать мы встретили сильнейший огонь. За четыре дня у нас из двадцати машин подбили 16. Никогда не забыть, как среди разрывов и дыма неслись на врага наши танки «Т-34». На них сидели пехотинцы. И все в едином порыве — только вперед. Очень много было раненых. Они шли в тыл, к медсанбатам. У траншей лежали убитые. Наше наступление развивалось так стремительно, что тылы не успевали за передовыми частями. В короткое время мы подошли к границе.
— Наступление—это, наверное, для солдата главное, что дает ему силы идти навстречу свинцу?
—Да, при наступлении, конечно, настроение особое. Всем хочется скорее одолеть врага, как-то верится в победу и это помогает.
Мне и на войне довелось испытать чувство радости. Это было, когда нас перебросили к болгарской границе, когда болгары встречали нас как родных, угощали. Запомнился митинг на площади городка Новградец. Здесь нам объявили, что Болгария выходит из войны.
Войну я закончил в Венгрии, откуда был в марте 1945 года послан на учебу. После войны работал шахтером. - Вы, Леонид Иванович, инвалид Великой Отечественной войны. Были ранены в бою под Демянском, в тех местах, где велись активные боевые действия. Расскажите об этом.
— Мне довелось участвовать всего в одном бою. Дело было под Старой Руссой. Бой шел за Демянск. В то время нас уже обучили и зачислили в 552-й полк, Наша задача была — истреблять танки. Орудие 45-милметровое, расчет—6 человек. До поля боя нас довезли на машине...
— ...А дальше, наверное, пришлось тащить на себе? Сколько пушка весит?
— Полтонны примерно, да боезапас. Колеса у нее на резиновом ходу. Но по снегу все равно плохо шли. Хотя и холодно было, а пот с нас катился градом.
Когда примерно на километр приблизились к передовой, заняли позиции, тут же вступили в бой. Спрятаться некуда— кругом ровное место. Я был заряжающим. Четыре выстрела мы сделали быстро, и все — в цель. Нам было видно, как взлетали вверх бревна вражеских блиндажей. А в пятый раз мы выстрелить не успели. Прямо перед пушкой разорвался снаряд. Я успел пригнуться за бронированный щит. Почувствовал, как страшно ожгло локоть. А когда земля осела, я увидел растерзанные осколками тела своих товарищей. Командир Зайцев... Молоденький, как мальчик, наводчик и весь расчет... погибли.
Мне, можно сказать, повезло. Я остался жить. Правда, после ранения в лучевой нерв рука уже не действовала. Долго лежал в госпитале в Ярославле и Костроме.
— А чем закончилась атака?
— Об этом я узнал уже в медсанчасти. Кровь была пролита не зря. Наши войска продвинулись вперед. Мне потом, уже в Талдоме, вручили медаль «За отвагу».
— В госпитале не встретились земляки?
— В госпитале — нет. Приехала только в Кострому жена командира. Молоденькая, красивая. Фотографию мужа показывала. И мне пришлось ей сказать: «Не жди, он не придет». Боевой командир был, бесстрашный...
А вот когда из госпиталя ехал, в поезде встретил одного кимряка без обеих рук. Его сестра из госпиталя сопровождала, чтобы, значит, сдать родным под расписку. Кормила с ложечки, как дите малое. Часто вспоминал его, хотел узнать его судьбу.
И еще ехал один парень из Дубровок, Василий Бобров. У него одной руки по локоть, кажется, не было. И на другой — только палец или два остались, да и те изуродованы, и в голове полно осколков: на мину нарвался. Смотрел я тогда на этих бедолаг и думал: как же они жить-то будут? И своя рана не казалась мне уже такой тяжелой.
— Не знаете, что с ним стало?
Потом про дубровского-то, Василия Боброва, мне рассказали: не пропал парень. Женился. Невеста, говорят, его ждала, двоих сыновей вырастил. Приспособился к протезу. Да со своими култышками такую тонкую работу топором выделывал, что и не каждому двухрукому доступно. До старости все работал...
Потом уж услышал о Сергее Чистове. У него обеих ног нет и руки. А он до сих пор работает на рынке. Все его в городе знают. Вот какие солдаты у нас в Талдоме!
— А как ваша судьба сложилась после войны?
— Живу в Ахтимнееве. Работаю. После войны был завхозом, возчиком в потребительском обществе в общей сложности 36 лет. А сейчас— сторожем на филиале «Юности». Слежу за отгрузкой продукции. Имею поощрения за службу, потому что два раза предотвратил хищения. Словом, стараюсь принести пользу, насколько хватает сил.
Мне уже 74 года. Но готов работать до последнего дня, только бы не было войны. |
