Боевая тревога застала наш шестнадцатый авиационный полк в летних лагерях под Андреанополем. Вместе со мной в полку служили земляки: А. Лебедев из Вербилок, П. Горохов и из нашей Талдомской школы - десятилетки К. Зайцев и В. Шаронов. На этот раз то была не учебная тревога, каких немало было у нас за годы службы в армии: началась война. 23 июня мы были уже на аэродроме под Минском. Здесь нам пришлось пережить самую горькую страницу в истории полка: почти все из 55 самолетов были сожжены фашистами прямо на аэродроме. Летчики и обслуживающий персонал, вырвавшись из огня, пробирались пешком до шоссе на Оршу. Во Ржеве получили новые самолеты «Пе-2», пикирующие бомбардировщики, После переоснащения наш уже 99-й авиаполк был в резерве ставки Верховного Главнокомандования. Нас перебрасывали под Харьков, Воронеж, Россошь. Миллерово. Враг рвался к Сталинграду, на Кавказ. Мы были срочно переброшены в этот район. Аэродром находился на берегу Волги. В трех километрах от нас проходил овраг. Вот по нему-то немцы и пытались прорваться к Волге. По правому берегу стояли сотни больших хранилищ нефти, мазута, бензина. Враги их не бомбили, хранили для себя. 21 сентября 1942 года оборонять ключевую позицию - берег Волги с нефтехранилищами и балку было поручено батальону морской пехоты и полку стрелковой сибирской дивизии. Они были нашими соседями. От аэродрома до балки — 5 километров и до Сталинграда — 15. В ночь на 22 сентября по оврагу к Волге все-таки прорвались немецкие танки, хотя морские пехотинцы, которых немцы прозвали «дьяволами», дрались отчаянно. Наш авиаполк получил задание уничтожить танки бомбами. Фашисты начали обстреливать аэродром и берег из пушек. Коротко было партийно-комсомольское собрание. Оно вынесло решение: за ночь каждый экипаж должен сделать не меньше десяти боевых вылетов. Как механик я оставался на земле. Для ускорения подготовки самолетов мы вешали бомбы не лебедками, а руками. У каждого в душе была злобная ненависть к фашистам, желание выстоять, победить. Сотни тонн бомб, прошедших через наши руки, сожгли немецкие танки, прорывавшиеся на соседнем участке по оврагу к Сталинграду. Много моих боевых товарищей погибло в эту ночь. Дорогой ценой, но полк свою задачу выполнил. Утром 23 сентября немцы обрушили сотни фугасных и зажигательных бомб на резервуары хранилищ нефти и бензина. Они решили пожертвовать ими, чтобы огонь помог им проложить дорогу к Сталинграду. Языки пламени взвились на 500—700 метров ввысь, Горели земля, воздух, камни. Вновь рванулись танки к городу, к заводским районам. Немцы считали, что морским пехотинцам ничего более не остается, как искать спасения в волжской воде. Но «дьяволы» вырывались из пламени в горящей одежде и не бросали оружия. Окопавшись на высотке и в овраге, они заставили новые танковые группы противника отступить до авиагородка, где располагалась летная школа. Сотни моряков и сибиряков сгорели в огне, оставшиеся в живых, со вспухшими от ожогов лицами шли в бой и не дали гитлеровцам прорваться к Волге до подкрепления. А вокруг был настоящий ад: земля на несколько километров была залита нефтью и бензином, к ногам прилипал горящий песок. Даже на нашем аэродроме были гарь и мазутные осадки. Дислоцироваться на нем не было возможности, и нас перебросили на полевой аэродром левого берега Волги неподалеку от Верхнего Погромного. Немецкая авиация все еще имела превосходство в воздухе, жгла наши бомбардировщики при взлетах и на земле. И все же некоторое время мы поддерживали наземные войска бомбовыми ударами. Вскоре самолетов не осталось. После переформирования мы вновь зимой 1942— 1943 оказались под Сталинградом, участвовали в разгроме армий Паулюса. Нашему полку присвоили звание 96-го гвардейского Сталинградского Краснознаменного ордена Кутузова. В составе этого полка мне привелось воевать на многих фронтах, дошел до Берлина. Но сначала были упорные бои, боль и страдания искалеченных товарищей, месть за погибших в боях. Никогда не изгладятся в памяти кровавые руины Сталинграда и Варшавы и многих других городов и деревень. Все мы в 1945 году жили ожиданием Победы. Но гитлеровские войска еще отчаянно сопротивлялись. Так, нашему 96-му авиаполку и наземным частям командование дало задание обезвредить 30-тысячную группировку врага, засевшую под землей в старинной крепости города Познани. Чтобы уменьшить потери наземных войск, мы должны были бомбить крепость днем и ночью бомбами крупного калибра. Гитлер по радио передал приказ своим солдатам держаться как можно дольше, обещая вывезти их с помощью транспортной авиации, как только они прорвутся к нашему аэродрому. Батальон аэродромного обслуживания не успевал подвозить бомбы с тыла. Тогда мы решили использовать трофейные, весом по полтонны и по тонне, да не было взрывателей, а наши не подходили. Из оружейников нашлись рационализаторы, придумали прокладки, и дело пошло. Днем и ночью дрожала земля от взрывов. Каждый экипаж делал по 15 вылетов в сутки. Под беспрерывными бомбежками, под натиском наших пехотинцев, немцы сдались. Жалкие, потерявшие веру в фюрера, выходили они из крепости. А мы получили новое задание: «выкурить» из Кюстринской крепости на Одере 2-тысячную группировку противника. Потом — Зееловские высоты, плацдарм наших войск за Одером и Берлин. ...Закончилась война. На родину вернулись уходившие вместе со мной в армию П. Горохов, А. Лебедев, К. Зайцев. Но не было в живых моего однополчанина, механика Владимира Шаронова. Он погиб, защищая город Лида в Белоруссии. Для молодых людей война, к счастью, знакома лишь ко книгам. Нам, ветеранам, война кажется событием недавним. Она живет в нас чувством ненависти к фашизму, чувством гордости за Великую Победу, одержанную всем народом в труднейшей войне. С. ПАЛИЛОВ, председатель фабкома обувной фабрики. |