Первым жителем Серебреникова, да и вообще григоровского куста деревень, с кем я познакомился, только лишь попав в те места, был Николай Иванович Миненко. Мы ехали с ним в кузове автомашины, беседовали, и у меня как-то сразу сложилось мнение, что попади мой попутчик туда, где нет "старой дороги мимо нефтебазы", по которой провожали на войну мужиков, и где нет "цыганского" моста, возле которого всегда пахнет болотной прелью, где нет бесчисленных рощ, проселочных дорог — он будет чувствовать сeбя сиротливым. Что-то неуловимо связывало воедино даже случайные фразы, высказанные о работе, втягивало в особенную жизнь.
Та весна в Талдомском районе была дождливой и неуютной. Над полями стояла такая сонная хмарь, что каждый пробившийся сквозь облака луч солнца казался вестником далекого и непривычного удовольствия. А Николай Иванович говорил:
— Boт и погода начинается. У нас всегда так: сначала дождями зальет, а потом хоть купайся в солнечном раздолье. Помню...
И начал рассказывать о каком-то довоенном годе, когда вышел с отцом – бригадиром на поле, а оно было не засеянным, почти затопленным дождевой водой, хоть дело уже шло к июню. И вдруг, откуда ни возьмись, выглянуло солнце. Сначала — робко, я затем долго не было дождей.
В деловом отношении, как я узнал позже, Николай Иванович был неповторим. Он всегда что-то делал, успевал и дома жене помочь, и в хозяйстве не отстать от других. Kpестьянская жилка так и трепетала в нем. Вывернуло телегой бревно на мостy — Николай Иванович тут как тут. Увидит на пашне сломанную железную деталь — незлобно выругается в адрес тракториста, потерявшего ее, поднимет, вынесет к дороге.
— На таких деревня держится и еще долго будет держаться, - говорили люди. Он — земледелец по призванию и хозяин по натypе. Да и здешний он, как никто.
И вдруг случилось такоe, что и не придумаешь. Снялся Николай Иванович всей семьей с нажитого места и подался на Тамбовщину.
— Куда же ты? — спрашивали его родные и знакомые, провожая.
— Небось, не в Америку еду, — с такой же решимостью, как делал любое дело, ответил Николай Иванович.
Промелькнули за окнами вагона Власовские болота, перелески, знакомые с детства. Потом осталось позади Подмосковье, и начались поля, почти безлесные, с большими селами, далекими горизонтами. В них тоже была своя душа, своя красота, а раздолье сплеталось с чистым, совсем голубым небом.
- Хорошо! - восхищался Николай Иванович. И потом еще повторил это, когда встретил семью Миненко дружный коллектив строителей.
Прошел месяц-другой, и в сердце начала закрадываться тоска но отчему краю. Она приходила сначала редко, приносила лишь куски воспоминаний из прошлого, которые вставали перед глазами ненадолго.
Николай Иванович освоил профессию каменщика, жена Мария Дмитриевна работала штукатуром, налаживалась материальная сторона жизни, и думать о возвращении в свою деревню казалось просто бессмысленным.
И все-таки грусть по родной стороне прорывалась в семейные разговоры. А по ночам к Николаю Ивановичу приходил запах болота, доносимый в Серебряниково ветром из Власова. Он отчетливо слышал, как шумит лес за Пригарами.
Как-тo он сказал Марии Дмитриевне, что надо, наверное, возвращаться в деревню, хоть и тут не худо живется. Об этом думала и жена. Не давала покоя лишь мысль: как теперь встретят односельчане, что скажут и поймут ли возвращение? Но и здесь становилось невмоготу.
Поняли и не упрекнули односельчане, рассеяли сомнения добрым отношением, помощью при первых трудностях. Сразу же Николай Иванович и Мария Дмитриевна окунулись в работу, к которой были приспособлены издавна. Им не надо было переучиваться. Детишки пошли в школу по проторенным родителями тропинкам, к знакомым учителям, со знакомыми с ясельного возраста товарищами. Жизнь снова потекла обычным руслом.
Недавно я был в Серебреникове. Еще стояла темень, когда добрался до дома Николая Ивановича. Мария Дмитриевна только вернулась домой после yтpeнней дойки на ферме, стирала. Николай Иванович сидел на скамье и что-то рассказывал ей. В комнате было тепло и уютно.
- Вот сижу и думаю, чем бы заняться, — сказал Николай Иванович.— Вчера закончил сушку семян в центральном отделении совхоза, еще раньше — в своем отделении. А тут еще суббота — день, в который oтдыхать непривычно...
Старшего сына Вовки не было дома — он уже уехал в школу. Hаташа, которая учится в Серебряниковской школе — почти через несколько домов, сидела за столом, поглядывала на часы, ожидала завтрак.
— Забыли уже, что ездили, — неожиданно сказала Мария Дмитриевна,— а пережили порядком. Наладилось. Вот сейчас я уже надоила на корову больше, чем по три с половиной тысячи килограммов молока. Это за 10 месяцев. А до конца года на четыре тысячи выйду...
- Потом мы долго разговаривали с Николаем Ивановичем о жизни, о родных местах. Все это в его понятии слилось воедино, связано с тем кусочком земли, где каждая тропинка исхожена и напоминает об очень многом. А.Дюков
"Заря" 1968 г. |
