О том, что людям в Нушполах, расположенных на самых задворках территории Павловического сельсовета, живется, мягко говоря, не очень-то сладко, приходилось слышать и раньше, а, вот самой здесь побывать довелось лишь на прошлой неделе.
Однако все по порядку...
Дело в том, что поездка-то планировалась на Павловическую ферму, но, приехав туда, я угодила прямо на отел, причем настолько необычный, что он спутал мне все планы.
Раньше по своей наивности я думала, что транспортер на ферме существует для того, чтобы удалять навоз, а вот здесь, на Павловической ферме для транспортера нашли и другое применение.
Одна из коров (клички здесь животным не дают), принадлежащая группе доярки Татьяны Валентиновны Седовой, никак не могла разродиться. Долго маялась, бедняга, но безуспешно. И на помощь пришли люди.
Трое мужчин, одним из которых оказался директор акционерного общества «Всходы» Григорий Степанович Мирошниченко, и две женщины изо всех сил тянули на свет белый теленка, а вызволить его не могли. Тут-то и вспомнили про транспортер и его силу. Короче, кончилась все это тем, что теленок родился с поломанными ногами.
Набившись Григорию Степановичу в попутчики, я поехала вместе с ним и ветврачом Натальей Ивановной Гнатюк на Нушпольскую ферму, куда и направлялись они.
Не утерпела — поинтересовалась судьбой новорожденного и его мамаши.
— Корова будет жить,— со знанием дела ответила мне Наталья Ивановна, — а теленка уже не спасти. Вообще-то в данном случае о приплоде думать уже не пришлось, надо было спасать корову. Теленок неправильно шел из-за патологии его матери, получившейся у нее после предыдущего отела.
Не поняла я, как доярка, увидев во время утренней дойки начавшиеся роды, не обещавшие ничего хорошего с самого начала, закончив дело, спокойно ушла домой...
Разговорились в дороге. Чувствовалось по отзывам людей, что Григорий Степанович — настоящий хозяин во «Всходах» — все-то у него рассчитано, каждая копейка на свету. Он не позволит, например, корма гноить: они ведь денежки стоят, да и бюджет хозяйства просто так разбазаривать тоже никому не даст. Даже 100 гектаров земли, которые он вынужден был весной продать под дачи, теперь не дают ему покоя: по нынешним ценам совершить эту операцию можно бы было гораздо выгоднее.
— Несмотря на ужасную засуху прошедшего лета (первый дождь у нас здесь прошел 4 мая, второй — 18 июля, а третий — 18 августа), — Стал рассказывать Григорий Степанович о наболевшем, — сена и сенажа нам удалось запасти достаточно, причем все высшего качества, а вот силоса — маловато. Приходится закупать в акционерном обществе «Север». Правда, оно продает его нам как сенаж, но какой же это сенаж?!
Подъехав к одному из хранилищ, директор выскочил из машины и, выхватив пучок сенажа из самой середины, показал мне, а потом, кивнув в сторону другой кучи, сказал, что она привезена из «Севера».
Даже неопытному глазу сразу видна огромная разница между «всходовским» и «северским» сенажом: первый — сухой и душистый, а второй сырой, слежалый...
Поинтересовалась так, на всякий случай, о том, какую зарплату получают во «Всходах» животноводы.
Тут-то директор впервые и смутил меня своим ответом. Оказывается, доярки получают здесь по 6000 рублей, а скотники — по 4000.
Заметив мое недоумение (в таком крепком хозяйстве животноводы получают не очень-то много по нынешним временам), Григорий Степанович ответил:
— А я не желаю, чтоб наше хозяйство залезло в тридцатимиллионный долг к государству, как это сделали в «Спутнике». Хватит с нас и десятимиллионного. А то там зарплата огромная, а надои на корову в день всего-навсего по 3,1 килограмма, когда у нас в хозяйстве на сегодняшний день в среднем надой составляют 5,7 килограмма молока...
Да, цифры внушительные. Невольно призадумаешься о том, как совместить заботу о надоях и о людях.
Мы вошли в один из скотных дворов Нушпольской фермы. Тишина в огромном помещении, полном коров и телят. Животные, увидев нас, продолжали, не спеша, тщательно пережевывать сенаж, щедро наваленный в их кормушки. Тишину нарушим лишь похрустывание сенажа, да причмокивание с удовольствием жующих коров. Настоящая идиллия.
Неожиданно эту блаженную тишину вспугнул заработавший транспортер. На этот раз он использовался по назначению.
Приятно было смотреть на то усердие, с каким обслуживал работу транспортера скотник Владимир Андреевич Гусаров. Можно было подумать, глядя на него, что от того, сколько навоза он уберет, зависит и его зарплата — так велико было его старание. Даже, отвечая на мои вопросы, он ни на минуту не прекращал своей работы.
— Да, ничего, нормально идут у нас дела, — не глядя на меня, пробурчал он в ответ на мой дежурный вопрос о том, как работается. Некоторое время разговор не клеился, а потом, видно, решившись, Владимир Андреевич подозвал меня к транспортеру.
— Смотрите, цепь у него неправильно установлена: ведь она должна ребром идти, а не плашмя. Вот и получается, что пока я не надавлю скребком, она навоз не тянет, а начинает тянуть — шкрябает желоб, который очень быстро приходит в негодность. Сколько времени мучаемся мы с этим транспортером, а никому до него нет никакого дела.
Мой собеседник немного помолчал, а потом вдруг сам спросил о том, интересуют меня дела только фермы или и социальные проблемы? Почувствовав мой всесторонний интерес, разговорился:
— Зарплата у меня просто нищенская. Ума не приложу, как на свои 3300 рублей мне концы с концами сводить! Вот надо мне на зиму 10 кубометров дров купить, а каждый кубометр тысячу рубликов стоит. Вот и считайте, могу ли позволить себе такую роскошь, чтобы дров купить?..
А вот еще беда. К нам в деревню возят из Дубны только большие газовые баллоны, а у меня и у некоторых других нушпольцев они маленькие, к портативной плите. Вот мы и просим всякий раз, когда приспичит, водителей прихватить наши баллончики с собой и поменять их на полные! Тут уж, как говорится, за ценой не постоишь — только бы не отказали. А все опять же из того же кармана.
В разговор вступил подошедший слесарь Константин Викторович Щербаков:
— Да что там газ? У нас в деревне из шести колодцев работает только одни... А уличное освещение? Со стороны кладбища по деревне ни один фонарь не горит.
— Ладно, еще сам-то Константин кое-где наладил освещение, а то ночью на улице, хоть глаз выколи, ничего не видно, — поддержал товарища другой скотник Виктор Иванович Белов.
А потом в разговоре принял участие и дояр Михаил Алексеевич Ананьев. Уже никого не надо было ни о чем спрашивать.
— Полторы недели, как после очень долгого молчания у нас заработал, наконец-то, телефон, да и то не по путевому: на одном конце провода слышно, что говорят, а на другом — нет.
— Котельную только по ночам топят, а днем зубами, от холода стучим в квартирах.
— А в коттеджах тоже не лучше. Хочешь, чтобы тепло было — сиди всю ночь у котла да подбрасывай угольную пыль в него. Другого угля нет. — раздавалось со всех сторон.
— Ну, а со светом в домах и вовсе беда, — вставила свое словечко Татьяна Николаевна Куница, помощница бригадира, — Машину стиральную включишь, а она не тянет. Это разве свет?! Да и на ферме порядка мало, — разошлась она не на шутку. — Где это видано, чтобы на доярках еще и по 17-18 телят висело? А у нас «висят»... То ли доярка получается, то ли телятница.
А как у нас к ребятам относятся! Стыдно сказать! Другой раз просим их помочь нам то пастушить, то скотниками поработать, а потом с них, несовершеннолетних, работающих полный рабочий день, еще и налоги, как со взрослых, берут. Ну, ладно, пусть, так положено, но хотя бы какие-нибудь премиальные за переработку дали. Не дождешься!
Со смешанным чувством покидала я этот дальний приболотный уголок нашего района. С одной стороны приятно было видеть сытых и довольных коров, а с другой — сердце сжималось, когда вспоминались слова, брошенные на прощание Татьяной Николаевной:
— Да у нас же здесь — исправительно-трудовая колония, куда со всех других ферм ссылают провинившихся в наказание, так как худшего места, чем расположение нашей фермы, на всей территории района не найти: заедет кто сюда, так не враз и выберется... Кругом болото. Л. АМОСОВА.
(Наш корр.). |
