Три старушки, нагруженные сумками, долго бы еще, наверное, стояли на обочине дороги, не остановись мой коллега, сидевший за рулем. Подобрали мы их у деревни Ермолино.
- Ой, да что ты, милок, до ста пятидесяти лет жить будешь, - долго благодарили они водителя, словно этот поступок был для них полнейшей неожиданностью.
А путешествовать им приходилось часто. Совхоз "Красное знамя" продает для "своих" молоко по четыре рубля за литр, вот и мыкаются они кто из Жизнеева, кто с лесоучастка, с бидонами и банками в Ермолино. Встают в пять утра, возвращаются ближе к полудню. Кто так прямо сразу - к кровати, и отдыхать до следующего рейса.
- Придешь, ляжешь и хочется умереть, - говорит Валентина Ивановна Тарбеева.
Господи, и это мы слышим от них - переживших лихую годину, не сломившихся, выстоявших...
Вспоминает Анна Ивановна Жукова:
- В войну на окопы гоняли нас, мы и лес валили, и двухметровые березовые бревна в вагоны грузили. А что было нам - по семнадцать-двадцать лет. По шесть человек, бывало, запряжемся в плуг, а Марья знай нас кнутом хвощет! Отца на фронт забрали, у матери нас восемь было, я - самая старшая. И сейчас не могу выхлопотать военный стаж. Когда надо было, так ведь нас находили. Помню, мать рано будит: "Нюшка, вставай, какой-то мужик едет верхом и с ружьем". Приезжал тогда за нами из Талдома уполномоченный. Тогда находилось начальство, а теперь ничего не добьешься. Кто мог бы подтвердить мой трудовой стаж, так те уже убрались, померли. И ходов никаких не найдешь. Мне говорят, мол, ищи своего депутата. Да где ж его искать. Ну, уж, нет, теперь будут голосовать - ни черта, всех вычеркну!
В сельсовете Анну Ивановну корят, дескать, очень шумная она. Ну а смолчи, так ведь перешагнут и не оглянутся. Лежали напротив ее дома дрова. Приехал дачник, строить начал. Пробовала женщина уговорить местное руководство, чтоб землю эту за ней оставили, но никто ее просьбам не внял. Пришлось на одной, и то больной руке, все перетаскать...
Сижу, слушаю трех проживших нелегкую жизнь женщин. И хочется реветь, и хочется крикнуть: "За что, за что такая немилость?"
- Ну хоть какое-нибудь светлое пятно было в вашей жизни?
Недолгое молчание.
- Нет, не было. Никогда не было, - сказала Валентина Ивановна. - Нас мать пятерых воспитывала. Отца в тридцать седьмом посадили, не знаю за что. А я в тринадцать лет уже пахала. В колхозе задаром работали. Потом замуж вышла, детей и своих, и чужих растила. На пилораме вкалывала. А потом в аварию попала. Что уж хорошего? А сейчас... Пошла в магазин недавно за растительным маслом, а мне говорят что я уже, мол, получила, вот и роспись есть. Как, спрашивая, есть?! Другой раз не пошла, неловко как-то: вроде я мошенница какая. Проплакалась, и все.
Вели бабуси горький разговор о том, как им по пол буханки хлеба продают, как забывают их даже восьмого марта поздравить, как по непролазной уличной грязи впотьмах спотыкаются и вдруг как резанет по ушам:
- Уж лучше бы война была, в душу ее мать, все бы тогда одинаковыми были! В войну-то хоть лошадь можно было запрячь да поехать на санях... А ну посмотри ты на нонешнее начальство - ходят как короли, серые брюки надели, бороды отрастили, а мы всю жизнь прожили, и нет у нас ни...
- А обидно вам, что приезжают горожане с большими деньгами, строят?
- Да пусть себе с Богом строят, это то уж больно хорошо. Но нас тоже надо поиметь в виду. Им и в первую очередь пашут, а мы стоим, смотрим, как дуры. Поревем да уйдем, завтра реви опять. Вино нигде не достанешь, а без вина не пашут. Ну что за жизнь такая?!
У Антонины Васильевны Соболевой - те же болячки, те же раны. Сын живет в Севастополе, а она здесь - в Жизнееве с дымчатым котом Васькой на пару. Благо, что сноха заботится, присылает корвалол из Крыма...
Прямо ирония судьбы: в Жизнееве никакой жизни. Деревня поделена небольшим болотцем на две части. И ты, что ближе к лесу, жизнеевцы нарекли "заморской" или "калининской". Машине туда не проехать. А "за морем" живут больные старики, как, например, инвалид второй группы Владимир Борисович Малахов. Просил, просил он сельскую администрацию, чтобы хоть песка насыпали, но ему пообещали хорошую дорогу. Ни дороги, ни песка. А нужно-то машин пять-шесть.
- Зато, усмехается Владимир Борисович, - в газете уже отчитались, что дорогу построили. Молодежь, если идет из гостей от меня, то надевает сапоги, чтобы болото миновать, потом вешает их на забор, а я хожу их забирать.
Вот так живут жизнеевско-российские ветераны. Может кому-то не понравится, что плачутся старики: вроде - и другим не легче. Но я бы не торопилась с выводами. Они - обманутое поколение, государство высосало из них максимум возможного, а теперь они оказались "за морем", на обочине жизни. Забытые, заброшенные...
Е.Ракитская |
