Евдокия Завьялова родилась на одном из маленьких хуторков в Калининской (ныне Тверской), области. По сей день с неизбывной теплотой вспоминает она родные места: красивые и близкие сердцу. Но в пору ее детства, как, впрочем, наверное, и сейчас, человек на Руси не решал, где и как ему жить. Власти решили укрупнить населенные пункты, и хутора были безжалостно сведены с лица земли, а их обитателям пришлось отправляться «на все четыре стороны». В поисках нового места жительства семья Завьяловых оказалась в Большом Страшеве. Деревня была им знакома, старшим Завьяловым когда-то приходилось работать в этих краях, но Дуся и не предполагала, что станут берега Дубны родными для нее навсегда.
Образование Евдокия получила невеликое — окончила всего четыре класса, но была она девушкой пытливой и сметливой и еще до войны освоила практически все крестьянские специальности. Глядишь, и с учебой бы дело продвинулось, но на дворе уже стояло лето 1941 года.
Когда началась война, Евдокии было всего 17 лет. Старшие ее братья ушли на фронт, а девушку вместе с подружками мобилизовали в Темпы на заготовку дров. Нормы пилки были по-мужски солидные, выполнить их хрупким девчонкам было непросто.
Работали подолгу: днем пилили, ночью грузили напиленное. Начальство каждодневно твердило: «Каждое полено — удар по врагу!»
Тем, кто выполнял лесопильную норму, доставалось по 800 граммов хлеба, остальным давали по 400. А вообще кормежка была неважная, без разносолов. Что ж, девчонки не роптали — война.
Жили мобилизованные на казарменном положении. Порядки были суровые, за любую провинность могла последовать отправка на «гауптвахту», а подчас можно было ожидать и более суровых наказаний.
Евдокия Егоровна вспоминает такой случай. Как-то, уже на втором году войны, ее с землячкой Ириной Смирновой и другими девушками послали в деревню Филиппово за соломой. Погода стояла дождливая, идущая через топкое болото дорога раскисла и стала практически непроходимой. Лошади, на которых ехали девушки, падали, вставали на дыбы, никак не соглашаясь лезть в непролазную топь. После нескольких часов бесплодных мучений старший этой «экспедиции» Егор Косарев, решил вернуться в Темпы без сена. Дальше был трибунал. Девушек и Косарева допрашивали несколько дней, пытались обвинить в саботаже, что в случае подтверждения неминуемо повлекло бы за собой расстрел «по законам военного времени». Слава Богу, обошлось, но и натерпелись же тогда девчонки страха.
Довелось девушкам и копать окопы в Иванькове. В день надо было выкопать не менее пяти метров. Но здесь хоть кормили поприличней, жили девушки «на своих харчах», каждую группу мобилизованных снабжал колхоз, их пославший.
А затем Евдокию вызвали в райисполком, сказали: «Будешь учиться на шофера». Так она оказалась в Вербилках на шестимесячных курсах шоферов. И здесь без дела прохлаждаться не давали. По четыре часа в день девушки осваивали шоферские премудрости, а еще четыре часа уходило на заготовку и сплав леса для нужд местного завода.
В августе 1943 года Евдокию вызвали в военкомат. Согласия у девушки не спрашивали: «Поедете на фронт».
Слезами встретила она это известие: родители старые и больные, два брата воюют далеко от дома, а тут и ее, единственную надежду и опору стариков, забирают от родного очага. Но приказа не ослушаешься. Так, вместе с землячками Раей Семеновой из Страшева и Валей Орловой из деревни Ульянцево оказалась в приволжском Богородске.
Здесь была уже настоящая «учебка», с занятиями по строевой и огневой подготовке, с освоением машин различных типов и марок. Форма, стрижка — все как положено: девчата стали настоящими солдатами и в январе 1944 года их перевели в подмосковную Баковку, откуда потом рассылали по боевым частям. Строгости были немыслимые. Как-то одна из девушек опоздала из увольнительной в часть. Опоздала, но ведь не сбежала, пришла. По законам военного времени трибунал приговорил ее к расстрелу. Причем приговор осужденной должны были привести в исполнение ее же сослуживцы. Построенные для исполнения казни, девчата заголосили в голос: «Помиловать! Помиловать». И что-то дрогнуло в окаменевших сердцах «особистов», девушка осталась жива.
А Евдокия отправилась к новому месту службы — в Грузию, на военный аэродром, расположенный в городе Рустави. Молодых шоферов сперва прикрепили к опытным наставникам, а вскоре и самим доверили обслуживать авиабазу. Девушки возили горючее и воду, заправляли самолеты, дважды в день отправлявшиеся на боевые вылеты. Здесь пришлось освоить немало смежных профессий: заправщицы, укладчицы парашютов, диспетчера. Сметливая комсомолка все схватывала на лету, справлялась с самой трудной работой. И начальство оценило подобное рвение. Девушке-солдату было присвоено звание ефрейтор. На грузинской земле она и встретила победный май. В августе 1945 года Евдокию Егоровну демобилизовали, и она вернулась домой, в Страшево.
Мечтала жить в городе, но на селе требовались рабочие руки. Она осталась. Думала ненадолго, а оказалось — навсегда. Вернулся из армии и Павел Волков, которого примечала она неравнодушным взглядом и до войны. Справили свадьбу, один за другим родились в семье четверо детей.
Работала в колхозе. Кем только не была: и агротехником, и бригадиром. Земляки уважали молодую работницу, выбирали и депутатом райсовета. И любая работа спорилась в ее руках.
...Много лет прошло с Великой Отечественной. Но Евдокия Егоровна Волкова, потерявшая на войне брата Арсения, считает День Победы одним из главных праздников в жизни. Как забыть ей все лишения, слезы и трудности, которые были в ее жизни полвека тому назад? И 9 мая она вместе с мужем Павлом и братом Василием, тоже фронтовиками, обязательно поднимет и осушит фронтовые сто грамм, поминая свое поколение, на молодость которого выпало столь печальное испытание — война...
А. КУМАНИЧКИН. |
